В погоне за Зверем
– Тося родственница капитана Маслова? – затягиваясь, спросила я присутствующих, чтобы уточнить свою догадку. Всё‑таки и однофамильцев тоже немало бывает. Вот например, сидели у нас в камере сразу три Ивановых, двое из которых с одинаковыми отчествами, и совсем не родственники.
– Да, – быстрее сообразила Новикова, – родственники. Капитан Маслов троюродный брат Тосиного отца.
Ясно, значит, пятая вода на киселе их родственные узы.
– А ещё родственники у Маслова есть?
– Больше нет, – это тоже Новикова голос подала.
Сообразительная девочка! Может, мне и повезло с моими помощниками. И посмотрев на сконфуженного Гончара, я улыбнулась. Этот тоже что‑то хотел сказать, но Жанна его опередила.
– Сержант, хотите дополнить? – выдыхая клуб дыма в приоткрытую форточку, спросила я притихшего милиционера.
Он замычал, кивая головой.
– Ну так смелее, товарищ Гончар, – приободрила я его.
– Не знаю относится ли это к делу? – замялся парень, будто собирался вывалить ворох грязного белья на всеобщее обозрение.
– В нашем деле всё пригодится, – снова придала уверенности я ему.
В управлении я привыкла разгребать сплетни и домыслы. Откуда ещё можно было высосать целую сеть заговоров из малообразованных работяг или до ужаса трусливых интеллигентов?
– Семён Аркадьевич ухаживал за вдовой своего брата, но она вышла замуж за Михаила Лясина.
Во как! Отвергнутый жених затаил обиду и при первом же удобном случае отомстил, похитив дочь. А чтобы не подумали на него взял дело под свой контроль. Нет, что‑то не сходится. Куда‑то я не в ту степь завернула. Пора отказаться от привычных мне методов расследования и начинать думать, не как чекист в поисках врагов, а как обычный милиционер. Маслов в этом городишке шишка не последняя и если бы хотел отомстить гордячке, то состряпал бы дельце о хищении в столовой, где та работала. Суд, этап, лагерь. Девку в детдом для детей врагов народа. И ручки белы, и совесть… Какая к чёрту совесть у стукача?! Вряд ли бы он о Насте с ребёнком вспомнил, подкатывая к сладкой Булочке‑Жанне. Так что Маслова можно сразу исключить из подозреваемых. Здесь, похоже, простое желание покрасоваться перед бывшей возлюбленной. Мол, вот посмотри: ты меня бросила, а я такой добрый. Дочку твою ищу. Мелочный гад. Ещё не видела этого Маслова, но он мне заранее становился противен.
Я закрыла глаза, втягивая последнюю дозу никотина в лёгкие. Скурила сигарету так, что окурок почти обжигает пальцы. Вроде бы нервы чуть расслабились, но в висках по‑прежнему пульсирует кровь. Первый день в Заболотинске, пропавшая девочка, один подозреваемый, зацепок нет. Дело, что передал Маслов, почти пустое. Абсолютно бестолковые показания свидетелей, которых и свидетелями назвать‑то трудно.
«… видела Тосю играющей в песочнице с Полей».
«… Тося бегала с мячом, когда я вешала бельё».
«… звала Эдика кушать, а Тося пробежала мимо с девочками».
И так ещё листа три. Все видели Тосю играющей во дворе. Показания детей мало чем отличаются от взрослых. Только там ещё и сумбур из набора слов: «Тося отобрала мяч…», «Тося бросила в меня камнем…», « Тося обзывалась…». В общем, Тося‑сорви‑голова пропала где‑то после эпизода с мячом. Девочка отобрала мяч у некоего Коли, но мяч благополучно вернулся к владельцу, а вот Тося исчезла.
Чёрт! Я чуть не выругалась в слух. Сигарета всё‑таки обожгла мне пальцы. Быстро потушив окурок в переполненной пепельнице, стоящей на подоконнике, я чисто машинально бросила взгляд вниз. Ко входу подъехал мотоцикл. Это Шумский привёз друга в отделение и уже через минуту громкий топот в коридоре сменился тяжёлым сопением за моей спиной.
ЭПИЗОД 2.
– Как просила! – с раздражением пробасил Евгений Иванович. – Садись, Миш.
А вот с Лясиным его тон смягчился. Стал каким‑то сочувствующим. Ну конечно, я же бесчувственная стерва, готовая посадить невиновного человека в тюрьму, или, ещё хуже, выбивать из него нужные мне показания. И тем не менее, я спокойно поправила капитана, медленно поворачиваясь.
– Приказала.
Шумский скривил недовольную мину и направился к своему рабочему столу, попутно придвинув стул другу. Правда, придвинул он его поближе к себе, чтобы если что вовремя встрять в допрос.
Похоже, без истерик мне Лясина не допросить. Шумский, насупившись, как сыч, сидит, скрестив руки на груди и зло поглядывает в мою сторону. Жанна хоть и не хлопает растерянно ресницами, как Гончар, но по лицу видно, что тоже волнуется за отчима пропавшей девочки. И мне на ум приходит самая подходящая на этот момент мысль: а почему бы не выставить за дверь группу сочувствующих гражданина Лясина и пообщаться с ним тет‑а‑тет.
– Оставьте нас, – с нажимом на первое слово, говорю я.
– Нет! – тут же подскочив, протестует капитан. – Я имею полное право присутствовать при допросе!
– Как руководитель группы приказываю всем покинуть кабинет, – уже твёрдо заявила я и, в упор посмотрев на Шумского, добавила, – и это пока не допрос, а всего лишь беседа. Так что, – указала взглядом я на дверь.
Гончар с Новиковой спорить не стали и быстро выбежали в коридор, а вот правдолюб Шумский демонстративно придвинулся ближе к столу, изображая полное неповиновение. Мол, никуда я не пойду, буду сидеть, внимательно слушать и ты мне не начальница. Вспомнив упёртость капитана в камере, я поняла, что если и выкину его из кабинета, то только силой. К великому моему сожалению такими физическими возможностями я не обладала. Позову на помощь – выставлю себя в худшем свете. Мало того, что я баба, так ещё и справиться с подчинённым не могу! Ну и какая я после этого чекистка?! Никакая… позорище, а не капитан НКВД. На фоне моего позора даже мелочный стукач Маслов будет выгодно выделяться. Он же мужик!
Глубоко вздохнув и пообещав себе, что это в последний раз так меня нагибают мои же подчинённые, я переключилась на Лясина. Ну не с Шумским же отношения выяснять? Конечно, наглость капитана подорвала мой авторитет в глазах подозреваемого, но пока он трясся от собственного осознания, что преступлениями теперь будет заниматься всесильное Главное Управление Государственной Безопасности надо было действовать.
– Товарищ Лясин? – совершенно не зная с чего начать, я уточнила личность отчима Тоси.
– Да, – подтвердил он, съёжившись на стуле и уставившись на меня абсолютно пустыми глазами.
На преступника Лясин совсем не тянул. В живую он выглядел ещё ничтожнее, чем на фото. Худенький, щупленький очкарик. Трусоватый очкарик, к тому же. А может, он просто дёргался на стуле не от страха, а от мышечных спазмов на нервной почве? Шмыгал красным носом, пытаясь вытереть его скомканным платком. И у Лясина это не всегда получалось. Руки ходили ходуном, как у старого деда. Он создавал впечатление человека раздавленного непосильным горем. Говорят, что жизнь даёт нам только те испытание, которые мы способны вынести. Похоже, с отчимом Тоси случилось исключение из правил и жизнь оторвалась на нём по полной.