В предчувствии измены. Эротический роман

Осталась только Мариш. С ней мы дружим с детства. И мне иногда так обидно слышать от неё, что она встречалась с кем‑то из наших общих знакомых, что её приглашали в гости – особенно когда речь заходит о тех, с кем я когда‑то общалась ближе, чем она. Я ревную? Завидую? Нет, просто всё выглядит безнадёжно. Почему у неё получилось, а у меня – нет? Потому что дело во мне… Я что‑то сделала не так.

Мой муж говорит, что по социологическим данным близкие друзья появляются в жизни человека до начала полноценной трудовой деятельности. И если к этому времени нет приобретений в социальном мире, или они утрачены, то остальная жизнь обречена на поверхностные беседы, которым не суждено перерасти в понимание и поддержку.

Господи, какая же отвратительная суббота! Никто не звонит, и позвонить некому. Дождь занудно долбит в асфальт, в грязную траву, перебирается с одной ветки полуголого дерева на другую, и неизбежно шлёпается вниз. Темнеет. Часы движут стрелки к ночи. Чем бы мне заняться? Мой муж обещал мне сегодня вечернюю прогулку. И секс.

Я зову его по имени. Он молчит. Вспоминаю, что это очень дурная привычка – переговариваться из разных комнат. Человек может не расслышать, что ему говорят, и начинает раздражаться. Иду в спальню. Мой муж сопит в кровати. Он предпочитает спать во время дождя, если, конечно, выдаётся такая возможность. Я снова зову его по имени. Но он продолжает спать. Даже если я растолкаю его – мне вряд ли понравится результат. А сам он не проснётся в ближайшее время, он спокойно может проспать так до утра.

Я склоняю голову набок и внимательно смотрю на него. Его живот вздымается под серой футболкой, оголяющей волосатую кожу и не накаченный пресс. Ноги раздвинуты, на щиколотках красные полоски от резинок – носки немного сползли, собираясь неровными тёмно‑синими складками. Я вижу на одном из них дырку, в которую неаккуратно вылезает палец. Его кисти неестественно вывернулись – видимо, проваливаясь в сон, он пытался подхватить падающую книгу, но на полпути сдался, и она опрокинулась рядом с его туловищем навзничь, подмяв несколько страниц под собственной тяжестью. Его волосы всклокочены. Он давно не стригся, и поэтому они начинают загибаться на кончиках, причём с одного бока вовнутрь, а с другого вовне – это создаёт уродливую асимметрию вокруг его головы. Его короткие, светлые ресницы, будто выгоревшие на солнце, подрагивают от беспокойного движения век – даже не хочу знать, что ему снится. Его рот беспомощно полуоткрыт – я могу разглядеть неидеальный нижний ряд зубов. На лбу, у самой линии роста волос, выступают малюсенькие капельки пота. Он выглядит таким жалким сейчас. Помятым, словно старый холостяк, оставшийся без матери.

Но у меня нет желания приласкать его, пожалеть. Когда я сейчас смотрю на него, вспоминаю о невыполненных обещаниях, предвкушаю одинокий остаток вечера и ночь под отдельным одеялом – я чувствую агрессию – мне хочется… Ах, даже страшно представить, что мне хочется. Мне хотелось бы убить его. Как? Вцепиться ногтями в его глотку? Но он вызывает у меня такое отвращение, что я даже не могу подойти к нему на расстояние вытянутой руки. Может, накрыть его подушкой? Навалиться всем телом. Нет, он сильнее меня, он сразу же проснётся и сбросит меня об стенку. Может, нож? Воткнуть в самое сердце, вон там, рядом с жёлтым масляным пятном на футболке. И что я буду делать потом? Нет, я не про то, как избавляться от трупа, как заметать следы, обманывать полицейских и немногочисленных знакомых. Что я буду делать, если его не станет?

Мне ничего не приходит в голову. Я вижу лишь серую пустоту. Ни одной возможности как‑то наладить свою жизнь. И меня это угнетает.

А если просто попросить развода? Мы просто перестанем жить вместе и общаться. У нас, скажем так, нет общих друзей. Очень сомневаюсь, что он будет поддерживать отношения с Мариш – она, скорее, моя подруга… А если будет? Как она отнесётся к моей инициативе разорвать брак? Ведь это для неё священно. Она будет осуждать меня. Она скажет, что я ответственна за то, что не смогла сохранить отношения. И вот я представляю, как он звонит ей. Она жалеет его. Он рассказывает, какая я мерзкая, невнимательная, истеричная. Он рассказывает это ей и Илье. Что они подумают обо мне? А потом мой муж найдёт себе другую… Она будет интересней, моложе, общительнее. Мариш пригласит их к себе. А я приеду в Нару одна. Я буду сидеть между двух пар: Мариш и Илья – Саша и она. Мой муж будет вежлив со своей любимой. Она, конечно, изменит всю его жизнь. Он полюбит динамику, увлечётся экстремальным вождением, начнёт качаться, они будут путешествовать, она будет обсуждать с его мамой посадки на даче… и, конечно, они заведут ребёнка. Я знаю, как это бывает. Он всё предложит ей сам, с искрящейся инициативой и счастливой улыбкой на губах: через пару месяцев они съедутся, ещё через пару месяцев – поженятся, а потом она быстро и легко забеременеет. Она будет причиной его счастья, а он будет счастлив и неотразим. Он будет счастлив без меня.

Они будут смеяться надо мной. Говорить, что я – неудачница. Он будет рассказывать ей, как я обижалась на него за то, что он отказывает мне в сексе. И она, в отличие от меня, узнает причину. Мне хочется стоять здесь и тихо плакать. Я уже не выношу этого чувства беспомощности. Что же мне делать? Ну что же мне делать?

Я держу себя в руках из последних сил. Ненависть и отвращение к моему мужу внутри меня ведут ожесточённую войну. Они оба настолько мощные, что их столкновение сродни планетарному. И какое‑то физическое явление происходит с ними от проникновения друг в друга – они не трансформируются в нечто новое, они нейтрализуют друг друга.

Я остаюсь наедине со своей обидой. Я выдыхаю. Я пытаюсь вытащить её из горла дыханием. Но ничего не получается. А сопение моего мужа царапает мои нервы словно ноготь по стеклу, его сбивчивое дыхание похоже на клокочущий смех. Мне хочется выскочить из этой комнаты. Мне хочется бежать по мокрой улице, дрожать от холода, подставлять лицо ледяному моросящему дождю. Главное – бежать. Бежать, и ни о чём не думать.

Мне совершенно всё равно, как я сейчас выгляжу, заболею ли, наткнусь ли на хулиганов – я уже не помню, как преодолела это расстояние от выхода из квартиры до лестницы в подъезде. Я выбегаю. Здесь так пустынно. Вечерняя апрельская мгла скрывает меня от редких прохожих, и их от меня. Я слышу шум мелкого дождя и свои шаги, стучащие по асфальту и хлюпающие по лужам. Я не смотрю под ноги. И мои волосы постепенно пропитываются дождём. Я чувствую себя сбежавшим из дома подростком. И мне так плохо и одновременно так легко сейчас. Моя тоска словно подгоняет меня вперёд. Как хорошо дышать здесь, в этих иссине‑жёлтых сумерках. Я забываю о чувствах. Я только ощущаю. И мои мысли превращаются в ощущения.

Я бегу, когда мне хочется. Я останавливаюсь, когда чувствую усталость, и теперь мой шаг превращает этот побег в размеренную прогулку. Здания во дворе сменяют друг друга незаметно, они так похожи, они одинаковые. Мне слишком тихо здесь, и темно. Я выхожу к грязно‑жёлтому свету от шоссе.

Я стою у шумной дороги. Капли грязи долетают до моего лица, обочина слишком узкая, и на ней полно мокрой пыли. Но я не хочу возвращаться в тишину дворов. Я никак не могу насладиться этим разрушающим, ритмичным, разнородным грохотом. Мне хочется скорости звука, мне хочется стать неотъемлемой его частью. Впервые в жизни мне хочется идти по разделительной полосе, против безумного московского движения, и одновременно вместе с ним. Я внюхиваюсь в запах бензина, всматриваюсь в ослепляющие огни фар, вслушиваюсь в гул двигателей, я ощущаю… вибрацию…

Я ощущаю вибрацию в моём кармане. Я взяла с собой телефон. Вот же предусмотрительно. Неужели проснулся? Не буду отвечать – пусть переживает и ищет меня под дождём. А если он заболеет после этого?

То ли под страхом обязанности выслушивать мужа о том, какие процессы происходят в его организме под влиянием простуды, то ли из любопытства, я всё же вытащила перебираемое пальцами в кармане мобильное устройство и взглянула на экран. Там незнакомый номер. Но я отвечу.