В предчувствии измены. Эротический роман

Мы с Мариш часто обсуждали наших общих знакомых, с которыми она продолжала поддерживать отношения. И я знала, что в жизни Лены особенных перемен не произошло – она по‑прежнему работает там, куда устроилась после покинутого места встречи с любимым, мама Славы по‑прежнему живёт с ними (не по материальным причинам), и Слава так и не сделал ей предложение. Наверное, я злорадствовала, когда смаковала эти сплетни. А ведь я её предупреждала!

Очень жарко. Солнце отражается от металлической крыши за беседкой. Оно буквально режет глаза, и головная боль начинает стучать в висках. Мне хочется оказаться на месте кого‑нибудь другого – весёлого, здорового, и в трусах. Передохнуть от физического и морального дискомфорта хотя бы минут двадцать.

Мы проходим в дом. Прохлада окутывает меня, словно шёлковое полотно. Как же замечательно! Я даже чувствую, как уголки губ сами по себе ползут вверх.

В прихожую выходит Лена. Она улыбается, раскрывает руки для объятий. Она неплохо выглядит: стройная, с ярко выкрашенными в приятный шоколадный цвет волосами, в хлопковом комбинезоне с короткими шортами успокаивающих бежевых тонов; её улыбка выглядит искренней, но глаза выдают грусть. Я обнимаю её.

– Мы так давно не виделись! – она отстраняет меня за плечи и оглядывает с головы до ног. – Ты здорово выглядишь, совсем не изменилась.

Я благодарю, отвечаю комплиментом на комплимент.

– Вы после свадьбы совсем испарились. Мы не встречаем вас ни у Лаврентьевых, ни у Светы. Вы совершенно не интернет‑активны. Всё, что можно о вас узнать – только рассказы Марины. Я слышала, Саша метит в профессора?

– Пока в доценты, – игриво отвечаю я и оглядываюсь в поисках мужа. Точно, он всучил мне свои документы и кошелёк, и пошёл прямиком к ребятам.

– Ну а ты? Марина говорила, ты стала главным бухгалтером?

– О, это было так давно… – протягиваю я. – Я уже не испытываю по этому поводу такого трепета. Да и освоилась уже давно на новой должности. А так… – Лена смотрит на меня выжидающе, будто я должна сказать что‑то важное. – А так всё как обычно.

– Ты всегда была очень амбициозна, – Лена ухмыляется так, будто сказала мне какую‑то колкость, а я не разгадала тонкого намёка. – Ну теперь‑то, если в карьере всё сложилось, ты подумываешь о детях?

И почему людей перестали учить хорошим манерам? Я ничего не имею против откровенных бесед, но, во‑первых, не с места в карьер, а во‑вторых – нужно же обладать хотя бы элементарными навыками житейского психолога. Ладно.

– Этот вопрос пока остаётся открытым, – спокойно отвечаю я. Я не могу удержаться и не поставить Лену в неловкое положение соответствующим едким замечанием: – А вы с Вячеславом продолжаете придерживаться современных взглядов на брак?

Нет, молодец! Может быть, доктор Лайтман из сериала «Обмани меня» смог бы разглядеть микроэмоцию, выдающую весь тот огромный пласт ненависти, который сейчас ко мне испытала Лена, но лично я не заметила, чтобы хоть один мускул дрогнул на её лице. По‑видимому, она настолько привыкла к вопросам на эту тему, что научилась воспринимать их как нечто, к ней не относящееся.

– Точнее, Слава. Я бы с удовольствием приняла кольцо и надела белое платье, но он мне не предлагает, – та лёгкость, с которой она признаёт свою неудачу, обезоруживает меня. При этом я не ощутила к ней жалости, скорее, мне захотелось подбодрить её, и я даже почувствовала что‑то вроде уважения к её терпеливости. Мне такой черты не сыскать в своём характере.

Враждебный настрой словно ветром сдуло. Мы отправились в кухню, чтобы справиться с шашлыком и овощами.

Когда мы вошли, на столе я заметила два фужера с недопитым вином. Мариш и Лена вели доверительную беседу, пока я не прервала их своим появлением. Я ощутила укол ревности и досаду. Может быть, я просто плохая подруга? Я вечно болтаю о себе.

Я взглянула на Мариш. Она явно успела перехватить мой взгляд на бокалы, потому что виновато улыбнулась. Она такая чуткая. По сравнению с ней я просто бревно. И в отношениях с супругом, и в отношениях с друзьями.

Лена рассказывает нам о своей поездке в Италию. Они со Славой уже много где побывали, и стараются не реже пяти‑шести раз в год выбираться на отпуск за границу. Мой муж не любит путешествовать. Для него самый эффективный отдых – это продуктивная поездка к родителям на квартиру или на дачу в Карелию, где он может заняться ремонтом, помочь с хозяйственными делами, а вечером посидеть в спокойной обстановке с какой‑нибудь книгой. Подмосковная и городская природа для него – самый вдохновляющий пейзаж в любое время года. Ему не нужен океан, гейзеры, водопады… Его вполне устраивают широкие поля, поросшие сорняками, вид из окна на мрачную осеннюю Москву, облепленные снегом парки, а теперь майская черёмуха в Наре…

Я впервые встречаю май в Наре – что‑то судьбоносное есть в этом сочетании слов. Вечером здесь будет пахнуть дымом от жжёных листьев, как и в любом пригороде в майские праздники. Этот дым будет оставлять на языке горький привкус. А сейчас на улице пахнет черёмухой и прудом – если бы головная боль не заглушала всё остальное, я ощутила бы прохладу в самом эпицентре тридцатиградусной жары от этого запаха ледяной и звенящей воды.

Я прошу у Мариш лекарства. Она протягивает таблетку, и с сочувствием гладит меня по голове. Мне кажется, что если я сейчас скажу ей хотя бы что‑то, хотя бы простое спасибо, дрожь моего голоса выдаст какую‑то новую черту моего к ней отношения. Я стала так внимательно изучать её повадки, смотреть на неё с каким‑то затаённым восхищением. И это ненормально. Я никак не могу классифицировать это ощущение, найти его причину, предугадать последствия. Я смотрю на неё не как на подругу, не как на женщину, не как на кумира… но она вдруг стала чем‑то вроде… эталона? Нет, я уверена, что не ориентируюсь на неё. Не хочу быть как она. Не хочу быть на её месте. Не хочу, чтобы она считала моё поведение правильным… Я просто очень внимательно теперь за ней наблюдаю.

Сейчас мы пойдём в беседку. Мне так не хочется идти туда. Я вспоминаю нашу последнюю встречу с Ильёй, разочарование и опустошённость, которые я испытала. И мне кажется, что сейчас будет ещё хуже. Тут же я вспоминаю Вику, и свои предположения относительно Ильи. И мне становится совсем дурно.

Мы идём по зигзагу из красной плитки. Вокруг зелёная трава. Кое‑где у дорожки вытягиваются или расползаются небольшие кустики, а ближе к строениям растения выше и гуще – они будто специально были посажены для того, чтобы скрыть постройки и создать атмосферу чистой природы, без вмешательства человека. И эта строгая красная дорожка, простая и рациональная – совершенно не вписывается в такую идею.

Я думаю о том, что этот устроенный двумя людьми участок отлично отражает их непохожесть друг на друга, лишь некоторые задумки перетекают одна в другую, но это не касается основных моментов. Об этом думаю я, когда мы подходим к беседке. Ребята сидят в теньке от деревянных стен, расслабленные и умиротворённые. Даже мой муж, по обыкновению очень оживлённый, и даже немного суетливый в обществе, сейчас больше напоминает мне того человека, который проводит вечера со мной в квартире: он немногословен, спокоен, и часто отвлекается на свои мысли, не желая делиться ими с остальными.

Я вижу Славу. Махаю ему рукой и улыбаюсь. Он выглядит как упитанный, пресыщенный материальными благами и вниманием кот. Его целыми днями обхаживают две женщины – мать, которую он никогда не оставит жить одну, и гражданская жена, которая до сих пор мотивирует себя тем, что он, в конце концов, после пяти‑шести лет совместной жизни пожелает поставить штамп в паспорте.