В землях заката. Избранники Армагеддона
– Город пуст, – голос женщины был как свист пурги. – От гибели его сохранила воля Владык.
– Кто вы? – голос Варламова дрожал.
Ответил третий, в синем плаще, и слова секли как бич:
– Нам велено прийти в последние годы этого мира. Кто ты, что явился на поле брани?
– Какой брани? – Варламова пронизывал ледяной озноб.
– Если мы вступим в бой, этот мир рассыплется в субатомную пыль, – зловеще улыбнулся тот, кто с мечом. – Поэтому будет, как написано, и не так. Двенадцать людей вступит в сражение с одной стороны, и столько же с другой. Сторону ты выбрал сам.
Голос Варламова сорвался:
– Но я не хочу! Я хочу быть с Джанет…
– Тогда ты умрешь, – словно плюнул темноликий. – Белые призраки следуют по пятам. Но если не настигнут, мы снова встретимся здесь, на берегу мертвой реки…
Варламов проснулся, голова болела. Тупо посмотрел на падающий снег, вот и еще один непонятный сон. Потянулся к кнопке зажигания, глянул на Джанет – та продолжала безмятежно спать – и тронул машину. Вскоре и Джанет зашевелилась, спустила ноги с сиденья и сладко зевнула.
– Слава богу, это большая машина, – молвила она, глядя на мелькающие деревья. – Иначе мы сошли бы с ума от тесноты.
Она достала термос и налила чашку. Салон наполнился чудесным ароматом настоящего кофе, и когда успела о нем позаботиться?
– Пей, милый. Это сколько же я проспала?
Не сбавляя скорости, Варламов взял одной рукой чашку и стал прихлебывать. Он не отрывал глаз от дороги. Это была хорошая дорога: ни разрушенных мостов, ни поваленных поперек деревьев. Но и встречных машин почему‑то не было.
После кофе перестала болеть голова. Варламов отдал чашку:
– Спасибо.
Джанет налила кофе и себе, потом убрала термос.
– За кофе спасибо дяде!
Некоторое время она смотрела на белый пейзаж, а потом повернулась к Варламову. Лицо утратило мертвенную бледность, что напугала его в ночь бегства. За два дня пути оно посвежело. Рыжеватые волосы обрели прежний блеск, кудри рассыпались по спинке сиденья. Зрачки зеленоватых глаз расширились.
– Юджин, расскажи еще раз, как ты нашел меня. Как оказался здесь.
Варламов смутился: не мог привыкнуть, с какой любовью смотрит на него Джанет.
– А знаешь, – сказал он неловко. – Ведь мы едем в сторону России. Почти тем же путем, что я прилетел когда‑то. С каждым часом всё ближе мой город.
Джанет встряхнула кудрями и рассмеялась:
– Ну да! Только все дороги кончатся гораздо раньше. Ты же мне рассказывал. Дальше идут тундры Лабрадора и ледяные моря, за ними снега Гренландии. Потом Атлантический океан, и только затем Европа. А там еще надо пересечь Тёмную зону. До твоего города не добраться, Юджин, разве что на самолете. Странное у него название. Повтори его еще раз.
– Кандала, – с улыбкой выговорил Варламов название родного города. И продолжал по‑английски: – Это совсем не плохой город, Джанет, хотя и бедный. В тот день я и не думал, что оставлю его…
1. Беглец
Варламов подогнал уазик к дому и вышел размяться. Сразу пришлось поднять воротник куртки, с заснеженных сопок дул ледяной ветер. Вскоре на крыльце появился отец в рыбацкой куртке и резиновых сапогах, а за ним еще двое – гости из столицы Автономии. Гости отчаянно зевали.
– Пошевеливайся! – бросил отец, и стал вытаскивать рюкзаки, набитые рыбацким снаряжением и бутылками. Варламов уложил рюкзаки в машину и сел за руль. Гости влезли назад, дыша водочным перегаром, а отец грузно сел рядом. Марьяна в нарядной кофте появилась на крыльце, зыркнула на Варламова и заулыбалась гостям.
– Счастливой дороженьки, дорогие, – нараспев сказала она. – Ни пуха вам, ни пера!
– К черту, – сипло отозвался отец. И кивнул Варламову: – Трогай!
Гости захрапели, пока Варламов еще вел уазик по улицам города. Миновали порт, где несмотря на ранний час кипела работа: лязгало железо, поворачивались стрелы подъемных кранов. За портом дорога пересекла бурную реку и стала подниматься в гору. На душе полегчало: сосны и голубой простор моря развеяли тоску, которую наводил набитый женщинами и детьми дом градоначальника. После смерти матери Варламов ютился там на птичьих правах, как‑то попросил отца выделить ему комнату из запасного фонда, но тот отказался.
«Держит при себе как мальчика на побегушках?» – с досадой думал он.
С натужным гудением машина поднялась на перевал. Варламов глянул вправо, на поросший березняком склон сопки, и улыбнулся: сюда ездил с Ирмой за грибами. Напросились две девчонки из колледжа, и против ожидания отец разрешил взять уазик. Одна в последний момент отказалась, и поехали вдвоем. Набрав подосиновиков (они краснели чуть не под каждой березкой), прилегли отдохнуть в прогретой солнцем лощине. Ирма была симпатичной, даже целовались как‑то на вечеринке, так что придвинулся к ней по мягкому ягелю и приобнял. Ирма отодвигаться не стала, против поцелуев тоже не возражала. Окрыленный, Варламов забрался под свитер и потискал маленькие груди – Ирма задышала чаще, однако на большее не согласилась.
Все равно было приятно: податливое женское тело, губы Ирмы, ласковый шепот березок над головой. Лежали долго, и у Варламова от напряжения заболело в паху, но до секса тогда не дошло. Лишь позже, в городе, хотя это случалось редко: слишком много любопытных глаз и негде уединиться. Ирма каждый раз спрашивала: когда они поженятся, и не выделит ли им отец Варламова отдельную квартиру? Особой пылкости не выказывала, допускала в себя только с презервативом, и секс скорее терпела. Но не отказывалась, и наверное в самом деле на ней женится, только колледж закончит…
Дорога пошла вниз. Вдали белели сопки, ровно гудел недавно починенный мотор, и настроение улучшилось – и от воспоминания об Ирме, и от предвкушения отдыха: впереди ждала река и бьющаяся на леске рыба.
Через полчаса он помрачнел и сбавил скорость: из мелколесья желтой змеей выскользнула насыпь железной дороги. Поговаривали, что по ней можно дойти до странного места – заброшенного рудника, куда в прошлую войну был нанесен ядерный удар. Хотя те немногие, кто видел рудник, клялись, что постройки остались целы и невредимы. Почему бомбили не военный аэродром неподалеку, а никому не нужный рудник?
