В землях заката. Избранники Армагеддона

Он махнул рукой, отказываясь от сдачи, сковырнул пробку о перила веранды и выпил пиво до дна. Воздух приятно холодил разгоряченное лицо, окна были темны: наверное, пожилые леди отправились в гости. Взялся за ручку двери, стараясь не моргнуть от упавшего на лицо света – женщины боялись грабителей и поставили замок со сканированием сетчатки. Усмехнулся: верят американцы во всякие электронные штучки.

Дверь бесшумно открылась.

Он пересек полутемную гостиную, поднялся в свою комнату и в дверях достал последнюю бутылку – надо было взять еще пару! Нашарил выключатель…

Свет не зажегся.

Он оглядел комнату, и по спине протек холодок: над столом маячили три белых пятна. Три лица!

Он не повернулся и не побежал – бесполезно. Вместо этого сковырнул пробку зубами и сделал глоток, не почувствовав вкуса.

– За ваше здоровье, – сказал он. – Хотя приличные гости без приглашения не входят.

– Не паясничай, – прозвучал холодный голос со странным скользящим акцентом. – Ты знаешь, зачем мы здесь.

– Без понятия, – солгал он, снова делая глоток и снова не ощущая вкуса.

Жаль – пиво хорошее, и никакого удовольствия. Глаза адаптировались к полутьме, и лица стали видны отчетливее – белые и одинаковые. Он попытался рассмотреть, что под ними, но те словно плавали в воздухе. Впрочем, он знал, что не увидит ни одежды, ни оружия в руках, ни самих рук.

Лицо посередине искривилось в усмешке:

– Это плохо. Тогда ты умрешь.

Он облизнулся, от горечи пива вдруг затошнило.

– Послушайте, я и вправду ничего не знаю. Зачем меня убивать?

– Неужели ты думал, что скроешься от нас в этой паршивой Америке? – словно змеиное шипение донеслось от лица, что слева.

– Ничего я не думал. – Он отхлебнул вновь и наконец‑то почувствовал вкус, но это был горький вкус бессильной ярости. – Я не крыса, чтобы от вас бегать.

– Остаток жизни можешь побыть котом, – ухмылка появилась на лице справа. – Понежиться в собственной вилле на берегу моря. Трех юных таиландок для услуг тебе хватит? Они будут хорошо обучены.

Усмехнулись и двое других. Ухмылки плавали в темноте, словно три Чеширских кота собрались в комнате.

– Ты знаешь цену, – словно пиявка проползла по лицу посередине. – Мы даем тебе время подумать. Если не скажешь, умрешь и ты, и твой спутник.

– Он тут ни при чем, – хриплый голос прозвучал, словно со стороны.

– Неважно. Это заставит тебя лучше все взвесить. А пока до свидания.

Он не почувствовал ничего, но вдруг оказался лежащим на полу и недопитое пиво текло по руке. Потом опустилась тьма…

 

В пятницу был короткий рабочий день, и Варламов впервые получил зарплату, но не наличными, как в России, а чеком. За восемь дней заработал сорок тысяч долларов, из них три тысячи ушло на федеральный налог, и еще пять составил налог Территории Ил‑Оу.

Джанет отвезла Варламова в банк, где миловидная девушка выдала пластиковую карточку. Джанет воспользовалась случаем и перевела на себя долг Варламова за туфли и парикмахерскую. В машине она сказала:

– Теперь у тебя появились деньги, можешь съехать от нас. Снять квартиру или комнату.

– Наверное, Грегори будет скучно, – растерянно сказал Варламов. – Мы даже не поговорили, как следует.

– Ему не привыкать, – пожала плечами Джанет. – И так целые дни проводит один.

– А я к этому не привык. – Вспомнился переполненный дом в Кандале, и Варламову стало неловко: почему считает Джанет прижимистой? Наверное, все хозяйство на ней.

Он вдруг спросил:

– А можно, я буду снимать комнату у вас? Сколько это будет стоить?

Джанет на миг отвлеклась от дороги, в глазах мелькнула растерянность.

– Сорок тысяч, – немного погодя сказала она. – Со столом. В месяц.

Возле дома стоял небольшой фургон, с веранды помахал бородатый мужчина.

– Да это же Болдуин! – вырвалось у Варламова. – Я и забыл, что мы едем на охоту.

Он обрадовался, наконец‑то отдохнет от сложностей американской жизни. Джанет поджала губы, а Варламов спросил:

– У Грегори не найдется старых джинсов и куртки? А то у меня кроме тренировочного костюма ничего нет.

Джанет нехотя пошла в дом, а Болдуин крепко стиснул руку Варламова.

– Обедать не будем! – заявил он. – До Аппалачей ехать пять часов, перекусим по дороге, я захватил провизию. И оружие для тебя припас, потренируешься. Палатка, спальники – все есть. Переодевайся и в путь.

Джанет отыскала Варламову старые джинсы и куртку. Он сунул в рюкзак тренировочный костюм, обул старые ботинки, наскоро попрощался с Грегори и сел в кабину. Они поехали.

 

Обедали вдвоем, скучно как раньше.

– Юджин спрашивал, не сдадим ли ему комнату, – вспомнила она. – Не прочь поболтать с тобой. Я запросила сорок тысяч в месяц, с готовкой.

– Не много? – покачал головой дядя. – Хотя поступай, как знаешь. А мне любопытно поговорить с ним, странная это история.

Она поднялась наверх и села в кресло‑качалку возле окна. Багрянец лег на листву дубов, и опять угольками зарделись цветы внизу. Когда мерцание из окон первого этажа погасло, переоделась в ночную рубашку и легла в постель.

По привычке перебрала в памяти события дня. Вспомнила, как глядела на русского Сильвия в банке – чересчур кокетливо. Он стал лучше выглядеть, вот что значит прическа. В парикмахерской смотрелся даже элегантно: пробор в волосах, журнал «Тайм» в руках. Это надо же, не «Плейбой», а «Тайм»! Уже не тот растерянный парень в мятых штанах, каким увидела на ступенях мэрии.

Постепенно она задремала. И увидела сон – первый из странных снов…

Она идет босиком по снегу, но тот удивительно теплый – ласково касается ступней. Над головой голубое небо, в нем красивое золотое солнце. Впереди появляется темная полоса и превращается в реку. На другом берегу стоит женщина, лица не разглядеть за серебристым мерцанием. В руке желтая роза – легкий взмах, и роза падает на снег перед Джанет…

Все меняется.