Во сне и наяву
Она думала, что пойдет после школы в приход и там поест, так сэкономит продукты, а братья поужинают в садике, папа поест на работе, он сегодня пойдет в ночь на вторую работу, там можно подкормиться. В общем, ей только нужно будет поужинать и купить пару булок с молоком Кольке и Максу. И на завтра еще останутся яйца и сосиски с хлебом. Папа же на обед съест доширак, десяток яиц и пачку сосисок. В общем, все хорошо, и сегодня денег больше тратить будет не нужно. Тысяча двести шестьдесят семь рублей переходят на завтрашний день. Можно считать, что еще один день до папиной пенсии они прожили.
Она остановилась на светофоре на большом перекрестке Московского проспекта и улицы Фрунзе. Светофор тут долгий, по проспекту катят и катят машины непрекращающимся потоком, а девочка все думала, как растянуть на шесть дней оставшиеся деньги.
И тут слышится адский топот огромных ног, зверский смех, такой дикий, что все стоящие на светофоре люди стали оборачиваться, и кто‑то сильно дергает Светлану за рюкзак.
– А‑а… – орет Пахом радостно. – Вот ты где! Гы‑ы…
Света вжимает голову в плечи, она перепугалась от ора и рывка, а рюкзак слетает с ее плеча. Она быстро поворачивается и видит Пахомова. Он держит ее рюкзак в руке, смотрит на него чуть удивленно. Некогда модный и любимый ее рюкзачок «Вэнс» испорчен, у него оторвана одна лямка. Урод оторвал лямку ее рюкзака, любимого рюкзака, который в модном магазине ей купили папа и мама. Света смотрела на порванную лямку, и на глазах у нее наворачивались слезы. А Пахом, этот ублюдочный дебил, кинул ей рюкзак со словами:
– Да ты, овца, сама виновата. Тупая…
И побежал через дорогу вместе со всеми людьми, которые наконец дождались зеленого сигнала светофора. А Света так и осталась стоять на переходе, держа свой рюкзак и через слезы разглядывая вырванную из ткани правую лямку. Большую такую, с «мясом» рваную дыру.
Теперь ей еще больше не хотелось идти в школу, но папа сказал… вернее, просил, и она пошла. Думая, что хорошо было бы взять камень и разбить уродливую и прыщавую харю этому уроду. Ударить с силой, а лучше несколько раз. Так она и шла, представляя себе в красках маленькую казнь. Что ни говори, а ей очень было жалко рюкзак. Очень. Так жалко, что слезы текли всякий раз, когда она, забыв про эту неприятность, машинально пыталась рукой найти правую лямку, которая была уже скручена и спрятана внутрь.
Второго урока не было. Вообще, школа почти пустовала. Мелких не было вовсе, средние классы ходили на усмотрение родителей, старшие… на свое собственное усмотрение. Света вошла в класс, народа… и половина не пришла, зря ее папа выпроваживал в школу.
Она поздоровалась:
– Всем привет.
Не так чтобы тихо, но и не так, чтобы всех напугать. Девочки и собравшиеся у стола учителя не обратили на нее внимания. Пацаны тем более, смеются о своем, только Мурат Сабаев, лениво развалившийся сразу на двух стульях за последней партой, произнес:
– Привет, Фомина. Зря приперлась, русского не будет. Тут все уже собираются линять. Может, совсем уроков не будет сегодня.
Классно было бы уйти. Светлана оглядывается:
– А Пахома нет?
– Не‑е… Они с Митяем ушли в актовый зал, они там тянок из одиннадцатых классов клеят.
«Клеят». Света чуть улыбнулась. Дурацкое слово. Оно резануло слух, так никто, кроме Мурата, не говорит. Сабаев один из немногих, кто читает книги, он знает много разных слов, смешно издевается над тиктокерами, и у него, как и у Светы, нет соцсети. Девочка села через парту от него.
– А зачем тебе Пахом? – все так же лениво интересуется Сабаев. – Хочешь травы купить?
– Нет, не нужна… Он, этот урод, мне рюкзак порвал, – говорит Светлана.
– Только рюкзак? – Сабаев косится на девочку и добавляет многозначительно: – Тебе повезло.
Света не совсем поняла, что он имеет в виду, но спрашивать не стала, а Мурат и говорит ей:
– Фомина, давай сбежим, пошли ко мне, у меня мартини есть. Почилим.
Светлана сразу напряглась. А Мурат чуть оживился, смотрит на нее внимательно глазами карими. Хитрыми.
– Нет, не пойду, я не пью, – отвечает она твердо, как отрубает.
– Да расслабься ты, я просто так предложил. – Сабаев снова разваливается на стульях. – Я забыл, что ты у нас спортивная. Просто так предложил. На «вдруг».
Тут как раз отворяется дверь, и в кабинет входит их классный, Данила Сергеевич. Все замолкают. Ждут.
– Ребята, не расходимся. Третий и четвертый уроки, физика и алгебра, будут. Готовьтесь.
– О‑о‑о… – недовольно и разочарованно загудел класс, вернее, полкласса. Особенно недовольны были девочки.
– Не «о», а готовьтесь, вас будут спрашивать, – говорит классный.
Глава 6
Церковь Рождества святого Иоанна Предтечи проще называлась Чесменской, и находилась она в десяти минутах ходьбы от дома Светланы. Церковь была небольшой, но очень красивой, розовой. Говорят, что ее неоднократно посещала императрица Екатерина Вторая по дороге в свою загородную резиденцию. А сейчас она была известна тем, что на маленьком кладбище, что находилось за собором, среди старых елей жили совы. Да, совы жили в городе. Светлана сама их видела по вечерам летом.
Но сейчас девочка шла не в храм – она остановилась у свежевыкрашенного здания прихода, что находился на другой стороне улицы, напротив храма. Остановилась и некоторое время оглядывалась по сторонам. Главное, чтобы никто из одноклассников не увидел, что она ходит в церковь. РПЦ – большой, как говорили пацаны из ее класса, зашквар. Ей не нужны были лишние насмешки. Девочке хватало их по поводу драных кроссовок, старого телефона и того, что ее считали «спортивной», то есть человеком, который так занимается спортом, что не висит в соцсетях. В общем, она полминуты смотрела по сторонам и, лишь убедившись, что никого из ее знакомых нет, быстро нырнула в распахнутые настежь двери прихода.
Даже тут пахнет церковью – это, наверное, от одежды священников.
