Воин Сумрачных гор

Вместо пули к груди юноши полетел странный пистолет. Алайни инстинктивно поймал его. На стальной рукояти оружия, покрытой черной краской, мерцала серебристая надпись, сделанная вампирским когтем: “Норей. Во имя свободы”. Подняв глаза, Алайни увидел только серые каменные глыбы. Его старший сородич улизнул незаметно и бесшумно, как и положено наемнику высшего ранга.

Возвращаясь в вампирское логово, Алайни по отвесной скале взобрался на головокружительную высоту, стараясь не оглядываться на шумный водопад. Впрочем, голова у него кружилась от голода, а не от огромного расстояния до покатого подножия горы. Тихонько проскользнув в свою пещерку, он вынул пистолет из‑за пояса кожаных штанов и, плюхнувшись на мягкую полосатую шкуру, попытался когтями затереть опасную надпись. Неведомый колдун наложил на оружие Норея сильнейшее заклятие: ничтожный на вид слой краски он сделал прочнее эльфийского клинка.

Алайни недоумевал, зачем наемник подарил ему оружие убитого соратника. То, что в горах бегает не сам уцелевший Норей, молодому вампиру было предельно ясно. Он давно узнал из подслушанных разговоров жителей деревни, что у настоящего Норея были желтовато‑белые волосы, а не коричневые, как у незнакомца, и что он был не старше тридцати лет.

“Лучше бы наемник подарил что‑нибудь съедобное, – несчастному пареньку не удавалось отвлечься от мыслей о еде. – Что он хотел мне сказать? Чтобы я присоединился к нему, ушел с ним?”

С одной стороны, предложение казалось заманчивым. Для вампиров – наемников не существует ограничений. Последняя преграда, считавшаяся непреодолимой, разрушена. Они вправе жить, где им угодно, и охотиться на любых существ, будь то неприкосновенные эльфы или люди. А их оружие! А их одежда! Одна она достойна быть плодом мечтаний. Да, их не принимают свои, клянут, как предателей народа, но мало кому их удается убить при встрече. Чаще побеждают они. Какие бы гадкие слухи о них ни распускали, для лесной женщины наемник в пятнистых штанах – бесстрашный герой и лучший любовник. В дальних странах редкий вампир не растит наемничьего отпрыска.

С другой стороны, не так его воспитывали родители. Они верили, что убийство разумного существа влечет за собой проклятие, а потеря совести означает потерю рассудка. И где они теперь?

“Подойди”, – Алайни вздрогнул от мысленного приказа лидера клана.

Юноша умел надежно скрывать мысли, но сейчас, при упадке сил, он сомневался в том, что Интинай не узнает его тайны. Спрятав пистолет под шкуру, Алайни на четвереньках выполз из своего убежища и заглянул в соседнюю пещеру.

Стая удачно поохотилась. Вожак устал ждать его возвращения из очередной самовольной отлучки.

Противные жены Интиная – черноволосая нахалка Лермия и Солмара, рыжая задира с драным ухом, увидев Алайни, приподнялись с мехового ложа и захихикали, скаля острые зубы. Их сыновья восьми месяцев и полутора лет от роду, спали, вцепившись коготками в тушу ромла – высокогорного копытного зверя с четырьмя закрученными в разные стороны рогами и голубовато‑серой шкурой.

У дальней стены лежали главные охотники клана – Рилман и Делишми. Рилман был старшим по возрасту мужчиной. Песочно‑белые волосы и длинный подбородок придавали его лицу эльфийские черты, но желтые, неприятно маленькие глаза убивали это сходство. Волосы Делишми были чернее угля и изрядно повыщипаны в мелких стычках. Его отец был убит Интинаем при попытке захвата власти, поэтому Алайни возлагал на Делишми серьезные надежды, считая его будущим союзником.

Миалайя, молоденькая девушка, недавно вступившая в детородный возраст, робко притулилась в углу, обернувшись теплой шкурой. Она старалась избегать ссор. Рилман еще малышкой притащил ее в стаю, чтобы взять в жены, когда она повзрослеет, но пока Миалайя была свободна от семейных обязательств.

Сам Интинай, двадцатилетний красавец, отличавшийся от соплеменников необычайно мягкими и, что для вампира большая редкость, кудрявыми черными волосами, сидел у входа в общую пещеру. Едва Алайни приблизился, он врезал ему наотмашь по лицу.

Алайни отклонился назад под ударом. Встряхнувшись, он ощупал щеку – царапин от когтей не было. Сгорая от ненависти, он молчал. Противоречие вождю по лесным законам приравнивается к попытке захвата власти и часто вырастает в смертельный поединок.

– Где ты пропадал столько дней? – прорычал Интинай. – Снова охотился для себя?

Его женоподобное белое лицо скривилось в ухмылке.

– Я никого не поймал. Ты не можешь обвинить меня в нарушении уговора, – тихо возразил Алайни, опустив голову.

– Ты ни на что не годишься, – Интинай прищурил разноцветные глаза, один из которых был серым, а другой – зеленым, и брезгливо отвернулся. – Я сохранил тебе жизнь, потому что твой отец был удачливым охотником. Недолгое время ты оправдывал его славу и приносил стае пользу, но потом… Мне надоело тебя выслеживать, Алайни. Я мог бы понять, что ты не хочешь охотиться для моей семьи, но, оказывается, ты не способен прокормить и себя одного. Мое терпение скоро иссякнет. Уходи из наших угодий. Не жди, пока я тебя прикончу.

Алайни хотел бы сказать, что в последнее время его добычу ловко уводил наемник, поселившийся в горах, но понимал, вождь ему не поверит. Если же он решится показать оружие Норея, его убьют, как предателя, не обдумывая долю вины.

– Прими мою покорность, Интинай, – молодой вампир поднял взгляд и заложил уши. – Я буду служить тебе, как прежде.

– Ты будешь служить мне лучше, чем прежде, – Интинай защемил его нежное ухо когтями. – А если нарушишь клятву – умрешь.

Под ядовитые реплики своих жен, адресованные провинившемуся вампиру, Интинай завалился на длинношерстную шкуру между их горячими полуголыми телами и прижал их к себе. Жены ответили на его ласку взаимностью.

Алайни собрался изъять у маленьких паразитов тушу, в которой еще оставалось немного крови, и быстро проскользнул в общую пещеру. То, что на него нападет Рилман, да еще вооруженный клинком в форме полумесяца, он ожидал в последнюю очередь. Скорее он рассчитывал на атаку разъяренных мамаш. Лезвие глубоко вонзилось в плечо юноши. Взвизгнув от боли, Алайни отдернул держащую клинок руку Рилмана. Меньше чем за мгновение он сомкнул и разомкнул челюсти на запястье врага. Рилман выронил клинок. Ударом в шею противник временно отстранил от себя Алайни и, вскочив на ноги, снова бросился на юношу и протащил его по каменной плите до края утеса.

Нащупав пальцами босой ноги лежавший на плите клинок, Алайни подцепил его тыльную сторону мыском, подбросил вверх и поймал в руку. Еще миг – и, толкнув Рилмана обеими ногами в живот, парень выскользнул из ослабевшей хватки врага. Он повалил соперника на край утеса так близко к пропасти, что соломистые волосы Рилмана разметались по ветру над бездной, и вдавил в его шею лезвие клинка.

– Сдаюсь, – прохрипел Рилман. – Отпусти.

Алайни отвел клинок от его шеи. Он поддался жалости и чувству, которое люди называют стремлением найти друга.

Зализывая изрядно покалеченное запястье, Рилман отполз к пещере. Вожак хранил равнодушное молчание. В стае царила тишина. Мельком взглянув на окровавленную немеющую руку, Алайни юркнул в свое убежище.

 

Глава 3. Тихий вечер