Ворон ворону глаз не выклюет. Том III

На правой картонке была нарисована серокожая дева: она прятала за погребальной вазой своё лицо, пока с обнажённого тела спадал саван. Квадрианцы напридумывали множество образов Пепельной судии, но такой разврат Виктору попался впервые. На левой карточке изобразили, судя по всему, Мудрую: перьевая накидка едва прикрывала пышную грудь, цепи змеями обвили тело, опускаясь к бёдрам. Уголки карточек истрепались, а краска слегка выцвела. Видимо, Крыс отыскал постыдный тайничок одного из адептов.

– Та, что без перьев, – равнодушно ответил Виктор. Крыс сморщил нос: «У тэно совсем нет вкуса», а сам спрятал под кейп обеих дам.

Вскоре зал наполнился зрителями, взволнованными, словно они пришли на театральное представление. Истосковались дарнеллцы по зрелищам. Крыс тоже занял своё место, примостившись под боком у Виктора. Свет медленно погас, вместе с ним затих гудящий зал. Виновник торжества не заставил себя долго ждать, он вышел на сцену с обворожительной улыбкой. Его кричаще‑алый фрак казался вызовом для мрачного Дарнелла, как и завязанный на шее пёстрый платок. Кого‑нибудь другого за такой наряд обозвали бы клоуном, который сбежал из «Фестиваля чудес Мугнус», но Монн смотрелся в нём удивительно органично.

Покусывая ноготь на пальце, Крыс уставился на Марка Монна, так и говоря всем видом: «Ну давай, удиви меня своими россказнями, мудрец низменников». И Монн рассказывал. Много, живо, громогласно; не будь зал настолько большим, ему не понадобился бы микрофон. Люди пришли за развлечениями, и Монн дал им развлечения, описывая забавные случаи из опыта общения с горцами, на что Крыс морщился: «Во чешет‑то!», о встрече с горным медведем, что тоже не осталось без комментария: «Да такой тщедушный индюк не ушёл бы живым от грозы севера».

Больше всего слушателей волновала история чудесного спасения, и Монн не мог не поведать о Глотке Предтечей. С горечью он помянул жену Маргариту и коллег, поделился трудностями выживания, расписал красоту полярного сияния, его единственного источника света в краях долгой ночи, и со слезами на глазах описал свои чувства, когда его на последнем издыхании спасли охотники… Виктор невольно заслушался. Вот только про саму Глотку Монн ничего не рассказал. «Завораживающая и таинственная пустошь, погибель всего живого», – ну, люди об этом знали и раньше.

А потом началось то, чего Крыс ждал с таким нетерпением: показ «картинок». Он охнул, когда на белоснежном экране появились круглые домики с высокими крышами, в кадр попал огромный идол‑оберег, похожий на снежного барса. Изображения домиков сменились видами гор, местных растений, живности, иногда Крыс сбивчиво шептал: «Видишь ту крючковатую скалу? Это Пик Глупцов, рядом с ним Крыс подстрелил своего первого козла», «А вот Бурый склон, там батя охотился на Гремучую Кость. Эта зараза криками сбивала людей с пути и губила в расселинах». Когда на экране появился слайд с дольменами, Крыс аж подпрыгнул: «Да кто пустил чужака в священное место?! За оскорбление мёртвых его самого положено вскрыть!»

Два часа пролетели незаметно. Слушатели одарили Монна овациями, и тот растроганно попрощался: «Вы самая благодарная публика, которую мне доводилось видеть! Рад, что Дарнелл тепло принял меня. Советую всем поторопиться на концерт Элли Белл, после меня вам стоит порадовать уши её прекрасным голосом», и рассмеялся вместе с залом. Он с улыбкой отвечал каждому, кто хотел обмолвиться словечком, щедро раздавал рукопожатия и оставлял на душах людей маслянистую чёрную печать. Ублюдок.

– Как так вышло, что ты вляпался в Левиафанов? – спросил Виктор у Крыса. Раньше горец скорее послал бы его, чем ответил, но хотелось верить, что с тех пор их отношения немного изменились.

– Не в Левиафанов. В Ищейку. Крыс пришёл к нему как к человеку, который может найти кого угодно, и попал в ловушку. Суровый урок, из‑за него Крыс потерял уважение предков и чуть не лишился руки. Земля тоже стала отвергать Крыса. Глупо, глупо. Больше никакого жульничества чё да! Крыс должен сам исполнить Клятву на крови, тогда заслужит прощение.

– Что такого Ищейка сказал тебе сделать? У меня он просил сущую ерунду.

Крыс отвёл взгляд и вжал голову в плечи, скрывшись за капюшоном и шарфом как черепаха. Актовый зал к тому времени потихоньку опустел. Вокруг Монна крутилось девять человек, и это не считая гостей – если верить Лафайетту, они тоже явятся с сопровождением. Придётся хорошенько потрудиться. Виктор скинул с плеч пальто и закатал до локтей рукава рубашки ослепительно синего оттенка: то ли хранительская привычка тянула его к такому цвету, то ли память о родовом гербе.

– Не думай, что Крыс собирается помогать, – сказал Крыс, покачиваясь с носка на пятку, – но между делом мог бы подсобить. Не оставаться же тэно должным чё да.

– Запри за мной все выходы из корпуса и дёрни тревожный звонок. Справишься?

Крыс почесал нос, подумал немного и кивнул.

Стоило лекции закончиться, и академия вмиг опустела: адептам тоже иногда хотелось отдохнуть. Почему гостю из столицы позволили хозяйничать в здании и дальше – отдельный вопрос, как бы не пришлось в следующий раз прийти за головой ректора. Коридоры второго этажа патрулировало несколько человек, но Виктор не рискнул раскрывать себя прямо сейчас: Лиховид как‑то предупреждал, что Левиафаны связаны между собой. Обойти охрану было нетрудно, если знать планировку лекционного корпуса – ужасно запутанную, в ней не было и толики квадрианской упорядоченности. Виктор заранее продумал, как ему добраться до цели: через общий балкон, который соединял несколько лекционных залов. Он опустился на колено перед нужной дверью и посмотрел в замочную скважину.

– Вряд ли мистер Годвик порадует нас своим присутствием, – послышался незнакомый голос. – Когда мы виделись на званом вечере пару месяцев назад, он беспокоился, что, возможно, стал целью Курьеров. Если это правда, то Годвик уже мёртв.

– Прискорбно, если так, – отозвался Монн. Усевшись на краю стола, он покачивал в руке наполненный вином бокал. – Но уверяю, что скоро Курьеры перестанут быть проблемой.

– Да легче клопов вытравить, чем этих сволочей.

– Если мы придём к соглашению, то это случится куда быстрее, чем вы можете представить, – Монн одарил невидимого собеседника улыбкой. – Впрочем, сейчас речь не о Курьерах. Я жажду услышать ответ на моё предложение.

– Я не верю, что из бастарда выйдет пристойная замена донны Аргелл, – послышался мягкий, клокочущий голос. А вот и Андре Бриссо судя по говору. – На чьей стороне окажутся симпатии людей: горюющей вдовы, которая пытается сохранить империю ради законных наследников, или сомнительного юнца? Даже я наслышан о диком нраве дона Бледри.

– Как знать, как знать, – мягко усмехнулся Монн. – Ходит молва, что разум леди Аргелл помутился после смерти мужа. Со дня похорон она ни разу не показывала народу свой прекрасный лик, в то время как её тени без устали линчуют заговорщиков. Сколько невинных успело пасть жертвами её навязчивых идей, не пересчитать. Так недалеко до массовых чисток, как было при Арчибальде III.

– Всё ещё неубедительно, – раздался третий голос, скрипучий и с лёгкой одышкой. – До сих пор при упоминании Аргеллов люди первым делом думают об Арчибальде IV, а не его отце‑тиране или обезумевшей жене. Империя с трудом пережила уничтожение Хоррусов, если сгинут ещё и Аргеллы, особенно когда на пороге война с Вердесттом, вашего мальчишку насадят на вилы.

– Ох, мистер Вартайнн, вы же работаете с информацией и лучше меня знаете, как быстро меняется народная любовь.