Ворон ворону глаз не выклюет. Том III
В рамке из буквенных столбцов красовалось лицо мужчины с густыми бакенбардами и вьющимися из‑под шляпы кудрями. Его поймали в момент, когда он с улыбкой подмигнул фотографу. Заголовок гласил, что знаменитый исследователь Марк Монн собирается провести в Дарнелле открытые лекции на тему его экспедиции в Глотке Предтечей.
– Я его знаю, – Виктор приподнял бровь. – София советовалась с мистером Монном о нюансах жизни на севере, прежде чем ехать к горцам.
– Серьёзный противник, серьёзный. Марк Монн крутится в высших кругах и собирает огромные аудитории слушателей, особенно после его нашумевшей экспедиции. Единственный выживший, который чудом вернулся из опасной и таинственной Глотки Предтечей – как звучит, а?
– Вы опять собираетесь навязать мне напарника?
– А он тебе нужен?
– Нет, – хватит с Виктора потерь, лучше он будет отвечать лишь за себя.
– Твоё право. Но если понадобится помощь кого‑нибудь из наших – обращайся, – Гаруспик задумчиво покачивал чашу, наблюдая, как чай скользит у края стенок. – То, что Монн хочет приехать на День основания Дарнелла, меня не на шутку беспокоит. Чует сердце – беда близко. Надеюсь, эта жертвенная овечка будет интересна и тебе, учитывая, какую роль Левиафаны сыграли в истории твоей семьи…
– Прекратите, – оборвал его Виктор. – Мне не нужен повод, чтобы убивать Левиафанов, но моё прошлое не трогайте. У вас ничего не выйдет, кроме как меня разозлить.
Вновь колкий взгляд поверх очков.
– Прибереги свою злость для врагов, Виктор, да смотри, сам в ней не сгори.
Раздался скрип, и в дверную щель пролезла мордочка Дольки. Под оханье: «Вернулся, радость моя!» енот неспешно обошёл Виктора и прыгнул в объятья хозяина. Белоснежная шерсть потускнела от приставшей грязи, к шее животного ремешками был прикреплён тубус, судя по восковой пробке – не пустой. Стоило Гаруспику тоже это заметить – и на его лице расцвела искренняя улыбка, совсем ему не свойственная. Виктора тут же выставили прочь, попросив «оставить нас с маленьким гостем наедине».
Старый лис, чтоб его. Знал, чем приманить. Охота на Левиафанов – отличная возможность вернуть себе рой, не идя на сделку с совестью, но как же злило, что Виктор вновь действует по чьей‑то указке. Он потёр большой палец и замер, когда поймал себя на этом.
«Может, и правда надеть какой‑нибудь перстень?» – задумался Виктор, но мотнул головой и убрал руки в карманы. Это не его привычка. Лучше не смешивать прошлые жизни в кучу.
Виктор поднялся по виткам убежища. Он кивал Курьерам, если те встречались на пути, но не смотрел, кому именно. В общении с ними мало что изменилось. Кто относился к Виктору благосклонно – те и сейчас были ему рады, а кто недолюбливал – крутили носы от разочарования, что он прошёл Разделение. Только Диана внезапно охладела: «Умом я понимаю, что ты – не твоя бабушка, но моё сердце кипит от воспоминаний. Смотрю на тебя и вижу свою мать. Как же она ненавидела Лихо! И меня – за то, что перестала быть её послушной “Дианочкой”. Порезы от её ножа… Моё лицо вновь горит от боли, как в ту ночь». Виктор на это кивнул и старался больше не попадаться Диане на глаза. Он тоже помнил её боль. Он помнил всё, что увидел в колодце.
– Гаруспик не хочет сидеть сложа руки, но его попытки укусить Левиафанов ничтожны. Умрёт Монн – и на его место придёт десяток новых. Увы, Гаруспик не хочет меня слушать, а ведь я лучше многих знаю их слабости, – заговорила Кэйшес, когда Виктор выбрался на поверхность. Как и обещала, она больше не пряталась за украденными лицами.
– Зато я тебя слушаю. Что ты можешь рассказать о Левиафанах?
– Ох, неужели? Я смогла растопить твоё холодное сердце? – томно протянула Кэйшес. Когда она говорила так не голосом Софии, а своим, это звучало… Виктор прикрыл глаза и потёр переносицу. Очередные глупые мысли.
Внезапно под его сапогами вместо пола фабрики оказались гранитные плиты и всё вокруг укутало бесконечное сиреневое полотно, по которому плыли мурены. Трон величественно возвышался над Виктором, но на этот раз он пустовал. Бражники сидели на спинке живыми украшениями.
– Как много ты знаешь о том, кем я была при жизни? – Кэйшес вышла из‑за левого плеча Виктора, словно всегда стояла рядом. Нечасто ему везло встречать женщин одного с ним роста.
– Сумасшедшая беззаконница, которая заразила своим безумием остальных.
– И что я только надеялась услышать от детища нынешнего времени?.. – Кэйшес одарила Виктора снисходительной ухмылкой. Губы её были темны, как у мертвеца. – «Кузнец новой эпохи». Раньше обо мне говорили только так, да с придыханием. Именно я заложила фундамент того будущего, в котором живёшь ты, Виктор. Сейчас об этом уже и не вспомнит никто.
– Как твои достижения помогут мне с культистами? – огрызнулся Виктор, хоть и кривил душой. Редко кому выдастся шанс послушать о далёких временах от их прямого свидетеля, да ещё такого.
– Моим последним исследованием стало загадочное сооружение, построенное под Дарнеллом. И я не о той норе, в которую забился Гаруспик, – Кэйшес махнула рукой, словно отгоняла муху, – нечто более грандиозное. В его глубинах скрывались секреты дейхе – особые секреты, раз для их защиты потратили столько усилий. Но вместо тайн меня ждал голос во тьме. Он привёл мою команду к уникальному реликту: останкам человека, который жил на этой земле задолго до того, как её обнаружили энлоды. В обмен на своё спасение существо предложило знания о периоде расцвета дейхе. Выбор был очевиден, не так ли? Увы, коллеги не поддержали моё решение. На поверхность они не вышли.
Серебристых мурен запятнала плесень. Тронный зал погрузился во тьму.
– Реликт испугался нового мира вокруг себя. Когда‑то его народ тоже боролся с дейхе за эти земли – и проиграл. О, сколько в нём накопилось ненависти! И практически не осталось тех, кому она была предназначена. Стоило догадаться, к чему это приведёт, но меня не интересовали чувства мертвеца, пока он рассказывал секреты белых крыс. Он и в посмертии жаждал освободить свой дом, если не от дейхе – то от энлодов. Но что мог сделать жалкий могильный червь против стремительно растущей империи? И тогда он додумался до самого умного хода, на который была способна его пустая черепушка – захватить мой разум. Что случилось дальше, история не даёт позабыть до сих пор.
Виктор дрогнул, когда вокруг него повалились трупы: ряженые в многослойный атлас дамы, закованная в старинные доспехи стража, одетые в туники мужчины – кто‑то зарезан мечом, кто‑то загрызен зубами и задушен руками. Стекающая со стен чёрная жижа смешалась с кровью.
– Ты когда‑нибудь жалела о том, что натворила?
– Ненависть червя питала мою собственную: к императрице, к завистникам и клеветникам, ко всем, кто не верил в мои достижения и уверял остальных, что я заслужила своё место в покоях императора. Глупцы! Хэвард Хоррус всегда больше любил науку, чем плотские утехи. Эту страсть мы и правда разделяли, – Кэйшес накрыла ладонью брошь в виде бражника, приколотую напротив сердца. – Многие получили по заслугам, но я сожалею, что в жернова попал сам Хэвард, его родные, мои ученики и друзья. Посмотри на это жалкое существо!
Она указала на тень, которая пряталась за троном. Сжавшись в три погибели, существо куталось в знамя Хоррусов, но ткань была слишком коротка, чтобы скрыть истекающие чёрной жижей кости и гигантский лиловый глаз, сияющий в грудной клетке. Жуткое, отвратительное, но жалкое ли?