Вредитель

– Это аббатство, – с нескрываемым раздражением поправил его Питер. – И да, оно и правда стоит, а что, ему скакать надо, по‑вашему? Послушайте, это же не просто какой‑то пейзаж, а…

Питер резко замолчал, когда увидел какое выражение лица скроил Томпсон. Управляющий всем своим видом показывал, что в музее современного искусства Гилберта‑Честертона может быть только одно правильное мнение – и естественно, это мнение управляющего Макса Томпсона. Он уставился на Питера таким взглядом, словно перед ним сидел не образованный художник, а безмозглый питекантроп, которому приходится объяснять прописные истины.

Опустив глаза, Томпсон вкрадчиво произнёс:

– Я пытаюсь помочь вам, Питер, указать на ошибки, которые вы в упор не хотите замечать. Крепость или монастырь, да хоть Сорбонна! Лично мне – без разницы. Рисуйте всё что угодно. Вы даже можете изобразить торговый центр Канзас‑сити в лучах заходящего солнца, мистер Уильямс, однако…

– Да при чём тут торговый центр?! – вспылил Питер, но Макс поднял брови и покачал пальцем.

– Вы можете рисовать всё что угодно, – снова повторил управляющий, – однако это должно отвечать требованиям современного искусства. Вы спорите со мной, но совершенно не понимаете сути выставочного бизнеса! – Макс Томпсон звонко ударил своей пухлой ладошкой по столу и голосом полным негодования рявкнул: – Человек нашей эпохи являет собой сплав живых эмоций, кипение жизни, сосредоточие непобедимого круговорота Сансары, в конце концов, а у вас я вижу лишь… Мрачность и безысходную скуку! И вы предлагаете уважаемым посетителям нашей платной выставки созерцать вот это… Недоразумение! – он с чувством кинул холст с изображением монастыря поверх остальных картин.

Питер затрясся от ярости. Художника с самого начала бесил вид этого напыщенного критикана‑сноба Макса Томпсона, который наверняка даже академического образования не получил, но имел наглость поучать его! Молодой человек честно пытался сдерживаться, но теперь, похоже, соблюдать приличия с этим павлином не имело никакого смысла.

Набрав воздуха в лёгкие, Уильямс приподнялся в кресле и медленно произнёс:

– Мне нравилось посещать ваш музей и мне казалось, что вы порядочный человек. Я надеялся, что вы оцените мои работы по достоинству, потому и решил попросить вас о встрече, а сейчас… – Питер иронично усмехнулся, почувствовав, что его щёки горят: так всегда происходило, когда он был на взводе. Голос поднялся на пару тонов выше, чем требовалось при деловой встрече, но он решил, что поздно останавливаться: – Сейчас я вижу, что вашему музею плевать на настоящее искусство. Вас интересуют только грёбаные деньги!

– Послушайте, Уильямс, вы выходите за рамки! – взвизгнул Томпсон, громко топнув под столом каблуками. – Немедленно прекратите этот дешёвый фарс!

– Нет уж, это вы послушайте меня… Томпсон. Вам никогда не приходило на ум, что ваши посетители за свои деньги хотят увидеть что‑нибудь пристойное, действительно талантливое, а не авангардистское дерьмо, которое вы выдаёте за «современное искусство» – дешёвую смесь невежества и шизофренического БРЕДА ДЛЯ СЛАБОУМНОГО СКОТА?! – выпалил Питер, сорвавшись на крик, и упал обратно в кресло.

«Возможно, со «скотом» я явно перегнул палку… – флегматично подумал Питер. – Как бы этот пижон охрану не позвал…»

Макс Томпсон удивлённо вздёрнул брови и застыл в нерешительности. Вообще‑то, он действительно подумал о том, что пора бы пригласить в кабинет охранника, однако… К нему часто заявлялись и не такие грубияны – ничего страшного. Свою работу управляющий на сегодня выполнил: не позволил очередному хвастливому обывателю под личиной художественного деятеля просочиться на главную выставку Канзас‑сити.

– Знаете, мистер Уильямс, если бы такие, как вы, сюда не приходили, то мне бы стало смертельно скучно на этой работе, – он примирительно поднял руки, опережая гневную реплику Питера. – Я своё слово сказал – ваших картин здесь не будет. А с таким упрямством я думаю, что вам будут рады в квартале Кроссроудс: там любят бойких молодых людей.

Питеру хотелось рассказать этому дураку Томпсону, что он уже давным‑давно исходил все тротуары района Кроссроудс и посетил около дюжины тамошних выставок.

Два года подряд Уильямс пытался прорваться на «Художественный Олимп», посылая письма на самые разные экспозиционные мероприятия по всему штату. В Кроссроудс съезжались художники со всей Америки и там они чувствовали себя как дома, вот только Питер был лишён такой привилегии. Он много раз просил владельцев частных выставок дать ему шанс, но получал лишь вежливый отказ. Пит даже пробовал обращаться в маленькие заведения, где работали люди попроще – там обращали внимание на его непревзойдённую технику работы маслом, однако его сюжеты… Одних людей картины Уильямса повергали в шок, другие же называли их слишком сложными для понимания, а для публичной экспозиции они казались чересчур вызывающими и депрессивными.

Иногда Питер выставлял полотна прямо на улицах квартала и находились заинтересованные люди, однако на те деньги, что они платили, Пит мог позволить себе лишь купить новые художественные принадлежности, чтобы было чем писать новые картины.

Это был замкнутый круг.

Уильямсу хотелось объяснить свою ситуацию, попытаться убедить управляющего, чтобы он повременил с суровым решением, вот только Макс Томпсон постучал сигарой о пепельницу, и положил пальцы на телефон. Это означало, что их разговор окончен. Томпсон нажал специальную кнопочку и бархатным голосом попросил секретаршу «проводить мистера Уильямса на выход». Убрав руку с телефона, он откинулся в кресле и больше не смотрел в сторону своего гостя.

Питер встал, взял со стола картины в прилипших останках разорванной плёнки и молча покинул кабинет.

 

***

 

Поёжившись от прохладного зимнего воздуха, Питер побрёл по тротуару в ближайший парк. Он чувствовал себя оплёванным и униженным – в который раз. Художник устал снова и снова показывать своё искусство непроходимым тупицам, ханжам в дорогих костюмчиках; безуспешно пытаться доказать право своих произведений на существование.

Ещё раз: Доказывать. Право. Своих. Картин. На существование.

Чёрт подери, да в художественной академии в Праге преподаватели были готовы взять его помощником на полную ставку, а он бросил всё ради переезда в Америку…

«Америка – страна возможностей, – раздражённо подумал Питер, шагая по набережной Миссури, – вот только где они? Где прячутся эти изумительные возможности, и как их найти? Почему на городских выставках в престижных районах Канзас‑сити выставляют то, что даже на стенах в грязных трущобах люди считают неуместным изображать?»

Уильямс вошёл в парковую зону, обогнул старомодного вида фонтан с вензелями и завитушками. «Наверное, воду отключили с первыми заморозками, – подумал Питер глядя на высохшее дно, покрытое упавшими листьями. – И почему зимой в Канзас‑сити всё начинает выглядеть таким покинутым, заброшенным?»

Он выбрал чистую от заиндевевших листьев скамейку, присел и, вытянув ноги, задумчиво разложил рядом с собой картины.