Вредитель

– А ты вообще не суй свой нос в мужские дела, – грозно ответил он и снова повернул к Питеру своё красное от алкоголя лицо. – Тебя обзывают бедным только потому, что твоя мать не догадалась в своё время закончить нормальный колледж, а теперь пишет всякую чушь для тупых бездельников и их тупых отпрысков… Сказки, серьёзно, Бетти? – он махнул в её сторону опустевшей бутылкой. – Скажи, тебе действительно нечем заняться?

– Мы должны что‑нибудь сделать для Питера, Мэтью. Его там унижают… – тихо сказала она. – Ты же работаешь в полицейском управлении Бакленда.

– И правильно делают, моя дорогая, – ответил он, почесав нос. – Правильно делают, что унижают. Так он поймёт, что бывает в жизни с теми, у кого не хватило ума получить хорошую профессию…

– При чём тут это? Отец того мальчика – самодовольный осёл, который заработал деньги на бутлегерстве, толкая самогон таким, как ты. Это вообще нормально, что он позволяет своему сыну унижать мальчиков из семей с маленьким достатком?!

– Что он делал? – вкрадчиво переспросил Мэтью: – Повтори‑ка, Бетти?

– Послушай, давай не будем при ребёнке… – Бетти попятилась обратно на кухню, выставив руки перед собой.

– Нет уж, ты сказала… – он перевернул бутылку и схватился рукой за горлышко. – Ты сказала, что он продавал самогон таким как я, верно?

– Мэтью… – прошептала Бетти Уильямс, с нескрываемым ужасом глядя на своего мужа.

– КОЗА ВОНЮЧАЯ!!! – взревел он, и со всей дури кинул в неё бутылку; та попала в стену, разорвавшись на кучу мелких осколков стекла.

Питер зажмурился и почувствовал, что штаны намокли от страха.

– Я работаю! – оскалившись, выкрикнул Мэтью, пуча налитые кровью глаза. – Я ловлю всяких отморозков и пьянь! Я целыми днями торчу в управлении, толком не ем, не пью – пытаюсь выбить для вас, сукиных детей, лишнюю копеечку, и что я получаю в своём доме?! Оскорбления! Ты только и способна сочинять идиотские сказки для тупорылых детей…

Под Питером образовалась лужица мочи.

– Ой, поглядите‑ка на него… – с отвращением в голосе протянул Мэтью, недовольно принюхавшись: – Глазам своим не могу поверить… Значит, пользуясь случаем, ты напустил в штаны?! Бетти, – заорал он, – можешь собой гордиться! Ты вырастила ссыкуна!

Питер так и стоял в промокших школьных брюках, не смея пошевелиться. Ткань прилипла к его ляжкам, медленно впитывая мочу. Это был совсем не первый раз, когда он при отце писал в штаны, однако сегодня мальчик чувствовал себя особенно подавленным – он бы отдал всё, что угодно, лишь бы оказаться в этот момент в любом другом месте, кроме этого дома…

– Господи Боже, – простонал Уильямс‑старший, – ну почему ты пошёл в свою мать… Такой же больной на голову! Мягкотелое ничтожество, – он помахал здоровенной рукой у него перед лицом, – ты вообще понимаешь, что я с тобой разговариваю?

В комнату зашла Бетти и принялась подтирать за Питером. Особенно большое пятно натекло прямо под ботинками Мэтью, и она вопросительно посмотрела на него.

– Что? Мне подвинуться? – лукаво ухмыльнулся он и высоко поднял ноги. – Ну, давай.

Она осторожно подлезла и принялась водить тряпкой по полу. В тот самый момент, когда Бетти залезла под ноги отца, Пит заметил, как тот злобно облизал губы и…

– Нет, папочка! – выкрикнул Пит.

Бетти подняла голову и Мэтью пнул её в лицо тяжёлым полицейским сапогом. Дёрнувшись, она отлетела к сыну. Рана начала кровоточить: несколько маленьких капель вскоре превратились в ручей, хлынувший из порванной брови на заляпанный фартук.

– Малыш… – она повернула своё обезображенное лицо, протягивая к нему руки с грязными от домашней работы ногтями.

Питер уже дрожал всем телом – и боялся пошевелиться. Согнувшись, Бетти закрыла лицо руками, и горько зарыдала.

– Будешь знать, – прорычал Мэтью, обращаясь к жене, – как меня оскорблять, тупая дура… – Он обратил свой помутневший взгляд на сына и теперь Питеру стало по‑настоящему страшно. – Это были цветочки, мой дорогой Питер‑сосунок, а ягодки – начнутся сейчас…

Он привстал из кресла, а Питер заметил, что дверь в гостиную тихонько открылась.

– Что? Куда ты пялишься, тварь?! – взревел Мэтью.

Мальчик не мигая смотрел на худощавого человека, который медленно вынырнул из темноты и поднёс указательный палец ко рту – этим мужчиной оказался дядя Билл. Он был одет в простую майку камуфляжного цвета, а на его плече была синими чернилами выведена татуировка: «В Ад и Обратно», снизу была подпись – «69‑72».

Когда дядя вплотную приблизился к Мэтью, тот легко учуял терпкий запах табака, исходящий от человека у него за спиной – сам он не курил, а вот Билл никак не мог бросить вредную привычку со времён службы во Вьетнаме.

– Какого чёрта ты туда пялишься… – Уильямс‑старший вальяжно обернулся, и получил хлёсткий шлепок по затылку такой силы, что свалился с кресла.

– Какого чёрта?! – спародировал его мужчина, и склонился над Мэтью, взяв его за шиворот. – Какого чёрта ты тут вытворяешь, козлина?!

Мэтью отшвырнул Билла ногой, и поднялся. На шатающихся ногах он подошёл к быстро вставшему с пола мужчине, и попытался ударить его ботинком в пах.

– Не выйдет, – ловко увернувшись, выдохнул Билл. Он зарядил ещё один шлепок Мэтью, но метил уже в глаза. Ослепив его, он снова отскочил.

Пит отошёл на несколько шагов и закрыл глаза руками, а его отец заревел, как загнанный в угол зверь, и кинулся в атаку, в бессильной ярости размахивая руками перед собой. Дядя Билл вздохнул, дал Уильямсу‑старшему замахнуться и поднырнул под его кулак, быстро ударив снизу.

Мэтью лязгнул челюстью и с грохотом упал на деревянный пол.

Пит едва успевал следить за движениями своего дяди сквозь пальцы, настолько быстрым он был – не даром на его запястье корявыми буквами было набито слово «НОКАУТ», как напоминание о «достижениях» на военной службе, и пара боксёрских перчаток, потерявших свой изначальный красный цвет.

– Билли, хватит, прошу тебя… – промямлила Бетти, обхватив голову руками, и раскачиваясь из стороны в сторону.

– Не встревай, Бетти, – ответил Билл и косо взглянул на Мэтью.

Отец Питера снова поднялся на ноги и встал в боксёрскую стойку. Они стояли друг напротив друга: отец Питера, громадный человек весом больше двухсот фунтов с пудовыми кулаками, который сломал в своей жизни больше носов, чем любой боксёр, и дядя Питера – парень, который в школьной лиге едва ли весил полторы сотни. Билл был худощав, лысоват, однако имел длинные руки и цепкие пальцы. Было у него кое‑что ещё, чего он сам откровенно страшился: безумный опыт самой ужасной войны за последнее десятилетие.

– Ты что себе позволяешь, сучёнок? – прошипел Мэтью. – Замахнулся на старшего брата?!