Вредитель
– Кэндис, если я обучался в Европе, это не значит, что я что‑то понимаю в технике… – сказал Питер, переведя все ползунки печки в «ноль». Кряхтя, он отодвинул плиту и посмотрел на розетку – штекер был на месте, горелым не пахло. Саму плитку они покупали около года назад.
«В чём же тогда дело? – задумался художник, и сам же себе ответил: – Ты знаешь, старина – не прикидывайся дурачком…»
– Так, давай‑ка я кое‑что проверю снаружи, а ты пока постой тут, хорошо? – обратился он к Кэндис, почувствовав в районе шеи неприятный холодок.
Конечно же он догадывался, что именно произошло.
– Да, дорогой. Хочешь проверить предохранители? Будь осторожен, ладно?
– Окей, – беспечным тоном ответил Питер. Он подумал, что сейчас было бы весьма кстати, если бы его на улице встретила шаровая молния и наградила разрядом тока, достаточным для кратковременной потери сознания.
Мистер Уильямс вышел из дома и увидел, что электрический щиток на столбе рядом с их домом явно открывали – пломба была аккуратно снята.
«О нет…», – заныл Пит.
«О да! – воскликнул противный внутренний голос, – Открывай карман шире, старина!»
Они точно были здесь. Сотрудники муниципальной компании. И отключили дом Уильямсов от общей линии электропередач, как и обещали вчера. И теперь они, а в большей мере – Кэндис, – остались без электричества. В выходной день. В единственный выходной миссис Кэндис Уильямс, когда она намеревалась позвать в гости коллег с работы.
Кошмар из сновидения Питера стремительно воплощался в реальность, вот только теперь его сковывала не фантасмагорическая жижа, а вполне реальная сила – сила человеческого стыда. Он некоторое время стоял на лужайке, в оцепенении уставившись на длинный столб, от которого к их дому были протянуты толстые высоковольтные кабели, в мгновение ока ставшие бесполезными.
Что ж, теперь семья Уильямсов откатилась на полторы сотни лет человеческого прогресса назад – в век парафиновых свеч и масляных ламп. Внутренний голос пожелал Питеру приятных выходных и затих, уступив место тупой растерянности. Питер почувствовал на себе чей‑то пристальный взгляд.
Он обернулся и увидел в окне Кэндис. Она смотрела на него, скрестив руки на груди. Естественно, она всё поняла.
Питер вернулся обратно в дом, зашёл на кухню. Он приготовился увидеть типичную для его жены реакцию на жизненные неприятности – плачь, скулёж или истерику, но увидел нечто совершенно другое. Кэндис стояла неподвижно, продолжая держать руки на груди. Девушка молча смотрела на мистера Уильямса и лишь её ноздри издавали возмущённое сопение – теперь, после отключения электричества, сопение Кэндис осталось единственным звуком в комнате.
Наконец, Питер решил прервать молчание:
– Кэндис, я…
Кэндис передёрнула плечами и продолжила холодно смотреть на своего мужа. Питер сел за кухонный стол, положил руки на столешницу и фыркнул.
– Что ты хочешь от меня услышать? Что я соврал тебе? Да, чёрт возьми, Кэндис, я тебе соврал! Ты довольна?!
Кэндис смерила его презрительным взглядом и ответила:
– Получается, ты уже давно меня обманывал?
Питер кивнул, понурив голову.
– Я не хотел…
– Значит, это была правда… Полгода, Питер! – истерично выкрикнула девушка. – На что ты тратил деньги долбанных шесть месяцев?! – она вдруг быстро приблизилась к Питеру, подняв руку… – Или мне стоит спросить на КОГО?! – …и ударила его тыльной стороной ладони по щеке.
Кэндис никогда не ходила в спортзал, но шлепок вышел крепкий – от затрещины у Питера зазвенело в ушах. Он весь покраснел, но сдержался – сжав кулаки, художник вкрадчиво произнёс:
– Ты дура, Кэндис. Я. Тебе. Не. Изменяю.
Миссис Уильямс замахнулась во второй раз, но Питер поймал её руку.
– Отпусти меня, – задёргалась Кэндис, – что ты скрываешь, Питер Уильямс?! Если ты мне не изменяешь, то почему нам отключили свет?! Ты же тратишь куда‑то свои деньги!
– Кэндис, подумай сама, я же всегда дома сижу! – Питер отпустил её руку, и она отшатнулась от него, едва не упав. – Я перестал общаться к кем‑либо, кроме тебя, с тех пор как мы переехали из Нью‑Йорка в эту сраную дыру! Кому я тут нужен? Дороти с Марго? Тем более, без заработка… – вот тут Питер понял, что он проговорился. Теперь девушка иначе посмотрела на него – со смесью недоверия и интереса. Пит пригласил её сесть за стол и тяжело вздохнул, потрогав красную щеку.
– Да, всё это время я не платил не потому, что изменял тебе – я даже к почтальону боюсь выходить, за открытками от твоей родни, – а потому, что мне просто нечем было платить, Кэндис…
– Но ты ведь каждый раз соглашался, когда я тебя просила оплачивать наши счета… Почему?
– А ты ничего не замечала в последнее время? – ответил вопросом на вопрос Питер. – Может, я вдруг стал много пить? Или совсем не провожу времени в мастерской?
Настал черёд краснеть Кэндис. Она разгладила примятый от «потасовки» уголок на фартуке, и неуверенно сказала:
– Да, ты и правда редко поднимаешься в мастерскую, но я совсем не понимаю, какое это имеет отношение к…
Питер всплеснул руками, горько усмехнувшись.
– Конечно, какое тебе дело до моих «чудаковатых хобби», верно, Кэндис? Кого интересует, продаются мои картины или нет – главное, чтобы я присутствовал на каждом банкете вашей дурацкой фирмы в роли мужа‑художника миссис Уильямс, нашей лучшей сотрудницы…
– Питер, я совсем так не думаю, – мягко сказала девушка, – ты же знаешь. Я горжусь тем, что мой муж – известный, пускай и в узких кругах, но – настоящий художник. Мы ведь можем купить тебе любые кисточки, любой мольберт, только скажи! Я ведь не заставляю тебя платить за всё, что мы едим, за одежду и остальное… Я просто хочу, чтобы ты мне не врал. А за электричество я бы и сама заплатила – моей зарплаты хватит, верно?
– Я хочу самостоятельно платить за себя и за тебя, Кэндис. В ресторанах, в магазинах, да хоть бензином тебя заправлять на рабочую неделю. Чёрт возьми, да хотя бы и за электричество платить, но… Либо я что‑то делаю не так в своей жизни, либо вокруг меня сплошные идиоты, которые совсем меня не понимают. Эти умники только и могут говорить мне о том, что у меня самые бездарные картины в штате Канзас…
Кэндис коснулась его руки и покачала головой:
– Дорогой, я тебя понимаю… – Питер взглянул на неё, и она снова кивнула. – Да, я правда тебя понимаю. Понимаю, что тебе трудно пробиться среди такого количества критиканов. У меня ведь было точно также на работе, если ты помнишь…
– Да, – ответил Уильямс, – я помню. Они все думали, что ты очередная девчонка из деревни, которая закончила колледж для бедняков и пытается занять их место.
