Время одуванчиков
Достав из потрепанного кожаного портфеля книгу, обернутую в пожелтевшую газету, он погрузился в чтение, чтобы не терять даром времени, наблюдая за унылым пейзажем. Ничего нового для себя он все равно за окном не увидел бы, а тут разворачивался интересный исторический сюжет. Книга была самиздатовской, изъятой у одного антисоветчика еще при коммунистах. Сейчас‑то и не такое пишут, а для того времени, середины восьмидесятых, вполне могло потянуть на подрывы устоев и разрушение скреп.
Неизвестный автор достаточно убедительно доказывал, что народный герой, покоритель Сибири атаман Ермак Тимофеевич на самом деле был родом из Крыма, из Феодосии, которая тогда называлась Кафой. Более того, происходил он из семьи евреев‑выкрестов по фамилии Колон, которые приехали в Крым из Генуи. В этом ничего особенного, в Крыму много генуэзских колоний тогда было. И когда в Генуе началась чума, многие горожане решили свалить подальше, за море, пересидеть эпидемию. В том числе и некий Готлиб Колон, сын Доминика.
В Кафе он обжился, тут у него сын родился, Тимоти, и потом внук Евсей. Особой пикантности этой истории добавляло то, что у Готлиба Колона в Генуе было два брата – Кристобаль и Бартоломео. И Кристобаль в современной истории известен как Христофор, а испанская фамилия Колон в нашей транскрипции звучит как Колумб. Так что Евсей Колон был внучатым племянником знаменитого мореплавателя. А потом получил прозвище Ермак.
В общем‑то, Степанов допускал, что такое вполне может быть. Несколько лет назад ему попадалось в сводках сообщение, что в Москве нашли подземный ход из Кремля к Спасо‑Зачатьевскому монастырю, и там вроде бы хранились какие‑то архивы Опричного приказа. Но что‑то при раскопках пошло не так, он толком сейчас не помнил – то ли вода хлынула, то ли пожар случился, но все архивы пропали. Ничего не сохранилось, кроме нескольких документов.
И в одном вроде бы такой текст был: «В лето 7073 года, во второй день июля месяца на допросе оный беглый именем Евсей Тимофеев сын показал на себя, что рожден в Кафе городе, что от роду ему полных сорок два года, вероисповеданием крещеный еврей, из католиков…». А боярин Строганов как‑то писал Малюте Скуратову: «…паки наказуем што оный гультяй именем Ермачишко и родом из Кафы и што челом бивши бает безвинностью сыска на него царевых слуг…»
Степанова все это очень забавляло – получался очень захватывающий историко‑политический детектив. Конечно, он не сомневался в способностях родной конторы хранить тайны. И вполне вероятно, что архив не утонул и не сгорел. Просто никому и в голову бы не пришло широко обнародовать такой факт, что былинный русский атаман, казак, на самом деле еврей. Да еще и католик. Что тоже неудивительно, зная про отношения с Ватиканом царя Иоанна Грозного, имевшего имя Тит Смарагд. В конце концов, стал бы посылать Иоанн немалый отряд стрельцов на подмогу человеку, которого не знал?
Тем временем автобус, шумно вздохнув, замер на площади рядом с полуразрушенным собором, и народ устремился к выходу. Степанов с некоторым сожалением убрал в портфель недочитанную книгу, вспомнил, что так и не съел уже остывшие чебуреки, и тоже поднялся.
Городок вызвал у него смешанные чувства. Здесь не было мещанской респектабельности, помпезности и снобизма областного центра. Скорее, наоборот, – бедность и простота. Деревянные домишки наверняка еще помнили нашествие Мамая и Куликовскую битву, а двухэтажных каменных едва ли набралось бы два десятка.
Епифань – самый что ни на есть классический пример уездного городка. То самое захолустье, так подробно описанное классиками русской литературы XIX века – сонное течение жизни, неторопливый уклад, в котором столетиями мало что менялось. Жить в такой глуши Степанов точно бы не смог.
У бабки, торгующей жареными семечками, Степанов узнал, где находится милиция, и отправился туда. Ему надо было взять ключи от дома библиотекаря.
6. Янка
Янка уже третий час шла по лесу. Едва заметная тропинка змеилась среди деревьев, постепенно поднимаясь в гору. Тарно. Гора исполнения желаний, с которой связано много местных легенд. Кто‑то считает ее местом силы, кто‑то рассказывает, что в древние времена здесь было языческое капище. Янка большого значения легендам не придавала, но чувствовала, что ей необходимо совершить какое‑то внешнее действие для того, чтобы отразить невидимую перемену мыслей, изменение состояния ума.
Ей нравилось здесь. Тихо, красиво, безлюдно. Без сомнения, люди здесь часто ходили, раз даже тропинку протоптали, но она пока никого не встретила. Запах леса щекотал ноздри, свежий воздух бодрил, и Янка встроилась в неспешный монотонный ритм прогулки. Ей некуда спешить. У нее с собой все, что нужно, и она не собиралась быстро возвращаться. Она даже не посмотрела расписание обратных поездов.
Боль в суставах почти растворилась, и Янка шла легко и спокойно. И в этом было какое‑то тонкое удовольствие – не испытывать боли, дышать полной грудью, освободиться от разъедающего желания уколоться. Она видела себя как бы со стороны – маленькая девочка среди сказочного леса, идущая в свой Изумрудный город.
Она почти добралась до вершины. С высоты открывался по‑настоящему роскошный вид на Онего. Синева воды простиралась до самого горизонта и сливалась с прозрачным голубым небом, а ослепительный блеск солнца на зеркальной глади создавал ощущение легкости и воздушности. Если бы Янке потребовалось передать эту картину одним словом, то она просто сказала бы – бесконечность.
Похожие чувства она испытала позапрошлой осенью, когда ездила в Крым и решила пройти по туристической тропе в Карадагском заповеднике. На биостанции возле дельфинария собралась тогда маленькая группа таких же любителей пеших прогулок – отдыхающих из пансионата «Крымское Приморье», человек шесть‑семь из самых разных уголков бывшего Советского Союза.
Экскурсовод‑инструктор, подвижный старичок с белой английской бородкой и лысиной, загоревшей до шоколадного цвета, построил их и осмотрел обувь и запасы воды. Одну женщину, на вид болезненно полную, отправил домой.
– Мадам, поверьте, это в ваших же интересах. Я не пытаюсь утаить от вас красоты Карадага, но вы рискуете испортить себе весь отдых. Давление поднимется, мы даже «скорую» не успеем вызвать.
Янке, которая пришла с новеньким рюкзачком и набором всего необходимого для двух‑трехдневного похода, он сказал:
– Юная леди, у меня вызывает уважение ваша экипировка. Наше путешествие, конечно, много времени не займет, это однодневный маршрут, но все равно примите мой респект. Горно‑пешеходный туризм для вас не в диковинку, как я понимаю. Вы будете моим ассистентом.
Их поход начался со смотровой площадки. Леонид Маркович, как звали инструктора, привел их туда с таким видом, будто вся окружающая красота принадлежит лично ему. Слева возвышалась громада Карадага, одним своим видом пробуждая в душе уважение и мистический трепет, а далеко справа после Эчки‑дага в колышущейся дымке угадывались очертания Меганома, а все остальное – ослепительно сияющее море и бескрайняя синь неба. Янка буквально таяла от восторга.
Леонид Маркович оказался отменным рассказчиком, а его арсенала историй хватило на весь длинный путь. Он шел рядом с Янкой и увлеченно выдавал занимательные факты, один невероятнее другого.
