Взгляни на меня
Том невольно всколыхнул дремавшую во мне тоску, начав рассказ о своих родителях. Я ждала визга микроволновки, смотрела на Тома и терялась в закипающих мыслях. Солгать ему, что я понятия не имею, каким мой отец был ублюдком или прекрасным человеком? Слепить одну из множества безобидных версий уродливой реальности? Или же взять и вывалить правду об отце? Правду, которую не решилась открыть мама. Вряд ли Том был готов к таким мучительным откровениям, которые непременно отшибли бы аппетит. Сказать, что рождение дочери хоть и реанимировало жизнь Жаклин Энри, но привело к неизбежному самопожертвованию ради достойного образования и места в обществе? Нет, я вовсе не презирала маму, не осуждала, а лишь жалела и пыталась понять. Особенно теперь, когда все её мечты, чувства и стремления стали пустотой, безразмерной пропастью. Действительно ли мама хотела ребёнка, воображала ли себе, как будет читать сказки с обязательной победой добра и справедливости? Хотела ли крепко держать маленькие ручки, позволяя любопытному малышу передвигать ногами, ощущать силу первых шагов? Сложно утверждать или отрицать, но меня мама любила и желала вечного счастья. Ради дочери она выталкивала из себя жизнь.
– Мне нравится слушать истории, – честно ответила я, решив оставить в секрете подробности своего происхождения. Микроволновка пронзительно прозвенела. Я надела красные мягкие рукавицы, осторожно достала курицу, которую вчера вывалила с противня сразу в контейнер. Поставила на середину стола, развернула тонкие синие салфетки и положила на них вилку и нож. Сняла рукавицы. Белёсый пар закручивался, волновался, вздымаясь над золотистой корочкой, посыпанной зеленью. Интересно, кто я сейчас – невозмутимая официантка или гостеприимная хозяйка? – Вина, как в принципе и любого другого алкоголя, у меня нет. Есть яблочный сок. – Я подошла к графину и потянулась к шкафчику за стаканом. – Будешь?
– Конечно, – бодро ответил Том, поправил висящий на стуле пиджак и сел за стол. – Но должен спросить тебя ещё кое о чём очень важном…
– О чём?
Я аккуратно наполнила стакан, бесшумно поставила рядом с салфетками и насторожилась, немного напуганная сменившимся тоном.
– Даже не знаю, как лучше выразиться… – Том вздохнул, будто набираясь смелости, а потом проговорил весело, с обезоруживающей улыбкой: – Почему здесь только одна тарелка? Ты сильно переоцениваешь мои способности, считая, будто мне по силам справиться в одиночку с целой курицей.
– Я попробовала чуть‑чуть, убедилась, что мясо не пересушено и со вчерашнего вечера не притрагивалась. И сегодня совсем не хочется, – сказала я, пожала плечами. Ничего, кроме чая и клубничного печенья, в желудок не затолкать. Иначе бы непременно стошнило.
Внезапно ударивший по сердцу страх, навязчивое ощущение непрерывной погони вспыхивали внутри болезненными отголосками, как разряды электричества. Я села напротив Тома и обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. Вытравить холод, пробравшийся в кости.
– Что‑то случилось? – в вопросе сквозило неподдельное, обескураживающее беспокойство, вызывающее грустную усмешку. Том по нелепой случайности, из‑за проигрыша раскалённым нервам оказался в этой кухне. Не знал обо мне ровным счётом ничего. Но в обычном вопросе звучало больше заботы, чем в милых пожеланиях Дэйва, который оставлял после себя ужасный кофе, тосты и пару десятков фунтов.
– Так, ерунда, – отмахнулась я. – Давай ешь и продолжай рассказывать.
– А разве теперь не твоя очередь? – Том помедлил несколько секунд в нерешительности, взялся за вилку и нож, стал отрезать кусок от поблёскивающего мяса. В его чётких движениях читались сдержанность и сосредоточенность, но по глазам я догадалась, что Том действительно был голоден, пусть и старался это скрыть вместе с тяжёлыми мыслями о Джейн.
– Я просто официантка, Том. Рассказать нечего.
Прожевав отрезанное мясо и запив соком, он улыбнулся, прищурился, вглядываясь будто в самую душу:
– Неужели? Тогда начни с тайны о том, кто научил тебя потрясающе готовить.
– Никто. Готовка здорово успокаивает, приводит голову в порядок. Это своеобразное лекарство всегда помогает. Почти всегда.
– Значит, такая вкуснятина получается в поиске спокойствия? – чуть нахмурив брови, спросил Том. Вилка брякнула, задев край тарелки.
– Видимо, да. Но я совсем не Энтони Бурден. Обычное баловство, – я постучала пальцами по столу, отбивая мотив песни Элвиса Пресли, вдруг зазвучавшей где‑то в бездне памяти. «Нет такого человека, нет такого места».[1] И заодно упорно сопротивлялась натиску внезапной похвалы. – А готовлю зачастую гораздо больше, чем могу съесть. Коллекционирую рецепты и отношусь к приготовлению, скорее, как к хобби. Это способ отвлечься и стать собой.
– Стать собой? – эхом повторил Том.
И я на удивление разговорилась, подхватив странный порыв спокойствия, смешанный с предчувствием очередного подвоха:
– На работе я должна быть приветливой и с похотливым, самонадеянным сбродом. В компании друзей стараюсь не болтать глупости, не распахивать душу, потому что им не обязательно знать то, что в моей‑то голове с трудом укладывается. Боюсь всё испортить, заставить ощущать растерянность и отвращение. Поэтому достаточно жить так: дома оставаться наедине с собой и осознавать, кто ты на самом деле.
– И кто же ты, Вивьен?
Устало откинулась на спинку стула. В сознание с напором сокрушительной бури пробирался голос Пресли, и я тихо произнесла снова:
– Просто официантка.
Обрывок 7
В тесное пространство кухни в светло‑лиловых цветах вдруг ворвалась оглушающей волной тяжёлая, густая тишина. Я медленно водила ногтями по бугоркам выпуклых узоров на желтоватой скатерти и смотрела Тому в глаза. До неприличия долго. Смотрела так же прямо, как и он во время разговора о семье, ничего не стесняясь и не стыдясь. Нескрываемо пристально. Рассматривала каждый сантиметр бледного лица с заострёнными чертами. Меня невероятно увлекали его удивительные глаза. И таким неприкрытым любопытством можно было и у закалённого славой актёра вызвать неловкость, какое‑то смутное, пульсирующее чувство неудобства, будто кто‑то настойчиво и жёстко пытается вгрызться тебе в душу. Забраться внутрь к самой сердцевине секретов и всё выскрести наружу.
[1] Строчка из песни «Return To Sender» Элвиса Пресли.
