Железная леди

–– Кирилл, пожалуйста, придумай что‑нибудь. Не отдавай меня ему. Я не могу больше находиться в его доме, не могу больше находиться рядом с ним. Прошу тебя…

Он заглянул в мокрые от слез глаза и, высвободив руку из моих дрожащих пальцев, отступил назад.

–– Я не хочу, – произнес Кирилл холодно, отводя взгляд в сторону. – Поехали, Александра.

Он направился в сторону лестницы, оставив меня на пороге у распахнутой двери. Я не могла поверить в происходящее. Все напоминало сон, которого я была лишена этой ночью. В памяти остались лишь жалкие обрывки и ошметки воспоминаний, которые навечно въелись в подсознание, будто ржавчина – в кусок металла: его напряженное безмолвие и показное безразличие; его отстраненный взгляд, когда он садил меня в чужую машину; его ревущий «Кадиллак», несущийся следом; и мое сердце, которое билось в конвульсиях, «предвкушая» встречу с тираном.

Седан, выскочив на пыльную обочину пустынной трассы, остановился. Джип Кирилла пронесся мимо и, притормозив метрах в пяти от нас, свернул на еле заметную в траве проселочную дорогу, устремившись в сторону хвойного подроста. Я нервно продолжала кусать губу, сдерживая душащие слезы, не позволяя им покинуть глаза. Еще несколько минут – и вдалеке показался «Тахо», а я перестала дышать, вцепившись пальцами в низ толстовки. Хотелось бежать без оглядки куда‑нибудь в лес, который тянулся вдоль всей загородной автомагистрали. Машина Сабурова остановилась в нескольких метрах от нашей. Из салона на асфальт выпрыгнул водитель и немедля распахнул заднюю дверь. Когда я увидела Дамира, тело содрогнулось от ужаса. Зубы продолжали искусывать нижнюю губу, а пальцы судорожно сжиматься на плотной ткани спортивной кофты. Водитель седана тоже оказался на улице и открыл пассажирскую дверь.

–– Выходи, – сказал он мне и отошел в сторону, освобождая путь в преисподнюю.

Я выбралась из салона, чувствуя неимоверную дрожь в ногах. Сердце продолжало бить в виски, словно в набат, ладони были мокрыми от пота, а спина покрывалась испариной от неизбежного. Сабуров направился в сторону седана. Мне ничего не оставалось, как двинуться ему на встречу. Оказавшись в его крепких руках, я таки не смогла сдержать слез. Само собой, Дамир решил, что плачу я от счастья и долгожданной встречи, а мне хотелось закричать на весь мир, что ненависть к мужу дожирает мою обреченную на пожизненные муки душу, причиняя нестерпимую адскую боль. Наконец он избавил меня от своих ненавистных объятий, а мой взгляд выхватил из густых зарослей леса «Кадиллак». Кирилл, сидя неподвижно, крепко сжимал рулевое колесо, пристально глядя на нас исподлобья. Забыть этот взгляд негодования я уже никогда не смогу. Картина нашей «долгожданной» встречи, несомненно, злила его, вызывая во мне недоумение, ведь он добровольно передал меня в руки палачу, хотя мог этого и не делать. Злое лицо Кирилла вызывало во мне отвращение и неприязнь.

–– Саша, не плачь, – с фальшивой нежностью в голосе, произнес Дамир, от чего меня заметно передернуло, – уже все позади. Все хорошо.

«Нет! Не хорошо!» – крикнула я мысленно, глядя в его жестокие черные глаза.

–– Ты в порядке? – спросил участливо он, поспешно осмотрев меня с головы до ног, в поисках увечий. Не ответив, я избавилась от его рук, сжимающих мои плечи, и направилась к внедорожнику. – Стерва, – зло прошипел Дамир в спину, понимая, что мое отношение к нему не изменилось за эти дни.

 

Войдя в дом, я замерла у двери, уставившись на Алию, снова жующую какую‑то отвратительную большую булку в сахаре. Она с ненавистью смотрела на меня, брезгливо кривя нерусскую физиономию, вызывая гневные спазмы. Сглотнув пережеванный кусок, Алия прошипела:

–– А я надеялась, что ты сдохнешь в плену. И на кой черт отец приволок тебя снова сюда? – спросила она, глядя на меня как‑то сверху вниз, с превосходством, и, оторвав кусок булки, сунула его в рот.

–– Заткнись, сука, – прошипела я с ненавистью, глядя на ее толстые диатезные щеки с отвращением.

–– Надеюсь, тебя держали как собаку на цепи, в сыром грязном подвале, – продолжала извергать яд она, – без еды и воды…

–– Я убью тебя! – повысив голос, я успела сделать всего пару шагов в ее сторону, как моя рука оказалась зажатой в горячих человеческих тисках.

–– Замолчи, стерва! – прошипел мне в затылок Сабуров, с силой сжимая пальцы, больно впивающиеся в нежную кожу.

Лицо Алии светилось от счастья, а меня это жутко бесило, вынуждая вздрагивать от гнева.

–– Когда‑нибудь твой папочка не успеет меня остановить… – снова прошипела я, с отвращением взглянув на ее круглый живот.

Дамир дернул меня за руку, резко развернув к себе. Его взгляд, полный ненависти, уничтожал нервные клетки, делая из меня запуганное и от этого озлобленное существо.

–– Ты не стоишь тех денег, что я отдал за тебя, – произнес он, продолжая сжимать пальцы на стремительно немеющей мышце. – Не смей даже приближаться к ней, иначе я закопаю тебя в саду, под будкой твоей тупорылой псины.

–– Давай, – зло улыбнулась я, глядя в его глаза с вызовом. – Надеюсь, он сожрет тебя, когда ты пьяный придешь помянуть меня на могилу…

Взбесившись, Сабуров больно дернул меня за руку и, подтолкнув в сторону лестницы, прошипел сквозь зубы:

–– Иди к себе и не попадайся мне на глаза!

Я раздула ноздри от раздражения и, одарив его, а после Алию злобным взглядом, поплелась в свою комнату, намеренно делая это как можно медленнее. «Когда‑нибудь, когда твой психованный папаша утратит бдительность, я непременно выцарапаю тебе глаза!» – заявила я мысленно, напоследок взглянув на Алию.

На город опустилась ночь, накрыв бархатным черным сукном его жителей с головой. Для ночлега Сабуров избрал гостевую комнату, и меня это только обрадовало. Дождавшись, когда обитатели двухэтажного серпентария уснут, я отправилась в кухню. Этот омерзительный особняк нравился мне чуть больше в ночном полумраке и тишине. Распахнув холодильник, я достала большое зеленое яблоко и длинную палку колбасы, которую наверняка в дом приперла беременная курица Алия. Она без передышки поглощала что‑то съестное и гадкое, жирея на глазах.

Распахнув стеклянные створки, я вышла в сад и сразу же направилась к будке, у которой лежал черный алабай с белоснежной грудью. Он мгновенно поднял голову, настороженно взглянув в сторону дома, но, увидев меня, тут же расслабился. Его куцый хвост зашевелился, демонстрируя радость. Я села на газон рядом с ним, опустив руку на его широкий лоб. Барон, повел носом, унюхав колбасу, и облизнул свою клыкастую пасть слюнявым языком.

–– Привет, – улыбнулась я, рассматривая карие глаза, блестящие в свете садовых фонариков. – Я скучала по тебе.

Слеза скатилась по холодной щеке от осознания собственного бессилия. Я протянула Барону колбасу – он аккуратно взял ее и опустил на траву у своих громадных лап. Пес фыркнул мокрым носом и в знак благодарности лизнул мою руку горячим языком.

–– Если бы ты сожрал его, то нам не пришлось бы сидеть на цепи.

Барон снова фыркнул носом и принялся пожирать колбасу, чавкая от удовольствия и периодически облизывая пасть.