Железная леди

Сабуров всегда побаивался пса и практически никогда к нему не подходил. Однажды, будучи пьяным, он имел неосторожность приблизиться к алабаю, который на дух не переносил запах алкоголя. Барон в гневе сорвался с цепи, кинувшись на Дамира и вцепившись ему в руку клыками. Он умудрился левой рукой достать пистолет и выстрелить в пса. Я никогда не забуду, как Барон, словно разъяренная машина для убийств, мертвой хваткой сжимал руку этого живодера, рыча то ли от боли, то ли от злости. Оттянуть его смогли подоспевшие сабуровские опричники, принудительно разжав пасть. Только благодаря мне пса оставили в живых. Дамир хотел его пристрелить как дикое животное, но мои слезы, по‑видимому, тронули его и заставили проявить жалость. С тех пор Барон любил меня до безумия, никого к себе более и не подпуская. Вся забота о нем легла на мои плечи: каждую ночь я выходила в сад, чтобы сменить повязку на его ране (по наказу ветврача), а он вылизывал мои руки и лицо в знак признательности и любви. Да, я могла бы спустить его с цепи и, указав рукой на Сабурова, произнести заветное «Фас!», но я не могла придать Барона, послав на верную гибель. Он бы вмиг порвал Дамира в клочья, но не прожил бы после этого и нескольких минут, так как имел место быть приказ Сабурова: убить при очередном проявлении агрессии.

Откусив яблоко, я взглянула на Барона, в два счета разделавшегося с колбасой. Он продолжал причмокивать, периодически облизываясь. Протянув ему оставшуюся половину яблока, я улыбнулась, глядя как его большущие клыки впиваются в сочную хрустящую мякоть. Он снова принялся чавкать, пережевывая сладкий плод и заглушая аппетитным звуком стрекотание сверчка, уже не первый месяц держащего осаду куста розовой гортензии. За спиной послышалось шуршание травы. Я перестала дышать, почему‑то ожидая услышать голос Сабурова. Барон напрягся всем телом, поднимаясь на лапы. Густая шерсть вздыбилась на холке, а он негромко зарычал, морща нос.

–– Убери пса, – попросил Ник, похоже, остановившись в нескольких метрах от меня.

–– Свои, Барон, – тихо сказала я, глядя на его озверевшую морду. Он не реагировал на мои слова, продолжая рычать и скалиться. – Фу! Нельзя! – придала я голосу строгости. – Иди на место, – Барон как‑то разочарованно выдохнул и опустил свой мощный зад на газон. – Молодец, хорошо, – шепнула я и опустила ладонь на его безухую голову. Воодушевившись похвалой, он увалился на живот, положа свою тяжелую лапу мне на ногу.

– Зря ты, Сашка, поощряешь его агрессию, – осуждающе сказал Никита, усаживаясь рядом со мной. Он протянул мне кружку, источающую горький кофейный аромат. – Когда‑нибудь Сабуров пристрелит его.

–– Быстрее я пристрелю Сабурова, – недовольно фыркнула я, подражая Барону, и приняла горячую кружку из его рук.

– Ну смотри, – вздохнул Ник.

Я сделала пару глотков любимого напитка и повернула лицо к нему.

–– Ну как ты? – спросил он, поглядывая на внимательный, сосредоточенный на нем взгляд алабая.

–– Лучше и быть не может, – солгала я, уставившись на блестящий нос пса.

Никита хмыкнул, всем своим видом демонстрируя неверие.

–– И как тебе Хромов?

–– Кто? – повернулась я к нему.

–– Его высочество Кирилл Алексеевич, – хихикнул он.

–– Ах, этот… – придала я лицу безразличие. – Да никак.

–– Он с тобой хорошо обращался? – не унимался Никита, продолжая допрос явно не для протокола.

–– Отвратительно: держал на цепи как собаку… Слушай, – начала я, отмахнувшись от гнетущих мыслей, – ты не знаешь, когда Сабуров едет в очередную командировку?

–– Через три дня летит во Владивосток, а что?

– Надолго?

– Дней на семь‑восемь.

–– Отлично! – обрадовалась я, потрепав Барона за то, что осталось у него от купированного уха.

–– Ты что задумала?

–– Ничего особенного, – пожала я плечами, – хочу напиться до положения риз в баре, ну, или в клубе – без разницы.

–– Я в этом не участвую, – замотал головой испуганный Никита. – Алия следит за нами, ты что, не заметила? – шепнул он как можно тише, наклонившись ко мне как можно ближе. – Она явно что‑то подозревает. Потом все папочке доложит. Не хочу быть заживо похороненным под будкой Барона, – кивнул он в сторону наблюдающего за ним пса. Тот поднял голову с лап, явно не испытывая симпатии к непонятному для него человеческому жесту.

–– Это моя усыпальница, – погладила я пса, дабы он расслабился. – Мне ее муж обещал, – неясно чему обрадовалась я, расплывшись в улыбке.

–– Дура, – недовольно скривился Ник, – нашла чему радоваться.

–– Скорее бы эта курица разродилась, – заполнил мой шепот образовавшуюся паузу.

–– Это что‑то изменит?

–– Несомненно. Как только ребенок появится на свет, я смогу укоротить поводок Алии метра эдак на два, как минимум…

–– Кстати, пока тебя не было, она искала документы в вашей комнате. Папаша застукал ее за этим грязным делом – ей несладко пришлось, – Ник игриво подмигнул.

–– Ну как можно быть такой идиоткой? – закатила я глаза от врожденной тупости сабуровского отродья. – Неужто она, и правда, думает, что я компромат прячу под носом у Дамира?..

Барон вновь настороженно поднял голову и уставился за наши спины. Я резко замолчала. Никита посмотрел на меня, а я – на него. Пес поднялся на лапы и хищно зарычал, обнажая острые клыки. Глаза его светились в свете фонарей каким‑то жутким неоново‑синим цветом.

–– Успокой свою псину, пока я не пристрелил ее, – послышался не менее хищный рык Сабурова.

–– Нельзя! – строго сказала я, ухватив Барона за ошейник. – Фу! Лежать!

Он недовольно покосился на меня, громко фыркнул, напоминая дикого жеребца и, дернувшись резко всем телом, вырвал ошейник из моих пальцев. Развернувшись, Барон зашел в будку, выражая тем самым пренебрежение к моей покорности. Я мгновенно поднялась с травы и, обернувшись, посмотрела в злые глаза мужа.

–– Иди спать! – приказал он, глядя то на меня, то на Никиту, застывшего у меня за спиной.

Я направившись в дом, с трудом сдержавшись, дабы не прошипеть напоследок что‑то эдакое: цепкое и гадкое.