Золотой перстень с рубином

Аня переоделась в сорочку и забралась в расстеленную постель. Пока она мылась, девчонка уже повесила платье и разобрала кровать. Глаша забрала таз с водой и, пожелав девушке доброй ночи, вышла из спальни.

Сон не шёл. Аня лежала и думала о том, как ей прожить этот месяц. Наверное, надо включать полный игнор и безразличие. Эх, суметь бы…

***

Горничная несла по коридору воду, когда из гостиной вышел Николя и буквально налетел на неё. Вода плеснула в тазу, и служанка чуть не пролила содержимого.

– Фух, насилу удержала, – засмеялась она. – Что ж вы выскакиваете, как черт из табакерки, Николай Павлович?

– Прости, Глаша, я не думал тебя встретить, шёл к себе. Ты от Анны Алексеевны? – Спросил он. – Спит барышня?

Глаша посмотрела на него.

– Только улеглись.

– Понятно, спасибо тебе. – Ответил Николай.

Не стоило задавать этот вопрос. Но Глаша была занята своими мыслями. Наконец, словно решившись, она шепнула тихонько.

– Мне прийти к вам сегодня? – И тут де смутилась.

– Ээ, – протянул молодой граф от неожиданности. – Пожалуй, не стоит сегодня, Глаша. День был тяжел, надобно отдыхать. – И прикоснулся к её плечу одобряюще.

Глаша понимающе кивнула и, поклонившись, распрощалась с ним.

– Тогда пойду я, доброй ночи, Николай Палыч. – Подхватила свой таз и была такова.

– Покойной ночи, милая. – Вымолвил он растерянно.

Неужто ещё и тут решать проблемы? Мало ему Лилит и неясностей с Аннушкой, так теперь и Глаша о себе дала знать.

Одна надежда, что Глаша поймёт всё как надо. Конечно, он сам дурак. Сам когда‑то обратил внимание на девчонку, но она много и не просила. Приходила, когда он звал. Исчезала после так же быстро. Сначала Николай чувствовал уколы совести, но потом привык что ли, что есть Глаша, милая девушка, всегда готовая ответить взаимностью. Ни о каких отношениях, конечно, не шло и речи, просто в тот момент, когда он страдал по Лилит, она оказалась рядом. В тот первый вечер он был пьян, она помогала ему дойти до кровати, а в итоге ушла из неё лишь под утро. Он потом пытался загладить свою вину, но на счастье молодого графа, Глаша ничего не требовала и лишь преданно смотрела в его глаза. Она знала своё место и то, что никогда не выйдет за него, а потому принимала всё как есть.

Сейчас же он даже подумать не мог, чтобы позвать её к себе. Все мысли его заняла удивительная и противоречивая Аннет. А ведь он её даже не поблагодарил. И сейчас, понимая, что она ещё не спит, Николя пришла бредовая мысль наведаться к ней. В доме всё стихло, а он не мог спать, только бродил по своей комнате в каком‑то взвинченном, нервном состоянии. Жутко хотелось её увидеть и даже предлог был. Но время! Николай чертыхнулся. В конце концов, что мешает ему просто подойти к двери и постучать? Если она не спит ещё, то они поговорят.

Молодой человек вышел и крадучись, точно вор, прошёл по коридору отцовского дома. Из‑под двери Анны выбивалась тонкая полоска света – никак свеча горела. Николя секунду помедлил, а потом тихонько постучал.

Аня не спала. Она всё думала, как ей прожить это время менее болезненно.

Когда в абсолютной тишине комнаты вдруг раздался стук в дверь, она аж на кровати подпрыгнула. Соскочила с постели и, подбирая подол сорочки, прошлепала босыми ногами к двери.

– Кто там? – Спросила.

– Анна Алексеевна, это я, Николай.

У Ани глаза на лоб полезли орт неожиданности. Зачем он пришел?

– Что вы здесь делаете, Николя? – Зашипела она. – В своём ли вы уме?

«Похоже, что нет. Весь ум растерял из‑за вас», подумал мужчина, но вслух сказал едко.

– Я здесь живу, Анна Алексеевна, представьте себе.

– Под дверью моей комнаты? – Резонно спросила Аня. – Вы видели, который час? Весь дом спит.

– Я лишь хотел поговорить и поблагодарить вас.

– Это можно сделать и завтра. – Упиралась девушка.

– Поблагодарить вас за спасение моей репутации за завтраком при батюшке?

Аня представила эту картину. Да уж, действительно. Но не согласишься же с ним, иначе придётся открывать дверь.

– Не передергиваете, Николя. В любом случае, торчать под дверью гувернантки – это тоже удар по репутации.

– Так впустите меня к себе. – Не унимался хозяйский сынок.

– Нет, это невозможно. – Аня возмутилась. – Я не одета.

Ага, точнее я раздета. Практически.

За дверью усмехнулись.

– Я уже видел вас в кабинете в одном пеньюаре. Переживу и этот раз.

Аня вспыхнула до кончиков ушей. Чего это так пренебрежительно?

– Надеюсь, вы помните, чем тот раз закончился. – Прошипела она из‑за деревянного полотна.

Конечно, он помнил – укушенная губа саднила еще несколько дней.

Аннет была так близко, лишь чёртова дверь разделяла их. Можно было просто толкнуть створку и оказаться в спальне, замков в их доме на дверях не держали. Но он не мог так поступить. Даже простонал от безысходности.

– Вы невыносимы, Аннет! Откройте же. – И постучал снова, уже сильнее.

– Ни за что. Скажете всё завтра. Или говорите так, я прекрасно вас слышу. – Предложила ему гувернантка.

Это какое‑то сумасшествие: благодарить через закрытую дверь, когда лишь толкни её и вот она, Аннушка в своём пеньюаре и с распущенными по плечам волнистыми волосами. Зелёные глаза сверкают в ярости как изумруды, а маленький ротик с пухлыми губами порой выдаёт такое, что иной раз думаешь, откуда эта смесь воспитанности и дерзости одновременно. Этот образ свёл его с ума. Конечно, извинения и благодарность – этот лишь повод, чтобы увидеть наконец эту фурию, прикоснуться к ней, поцеловать. Из головы никак не шёл их поцелуй в кабинете накануне поездки в театр, когда она не отвечала на поцелуй намеренно. Кого он обманывает? Она нужна ему как воздух, все его мысли с её появлением только о гувернантке.

– Откройте Аннет, иначе я войду сам.

– Только попробуйте, Николай Павлович! – Шипела эта невозможная женщина. – Я буду визжать так, что услышит не только весь дом, но и комендант Петропавловской крепости. Хотите?

Эта точно будет, он даже не сомневался. Черт! Как же сложно с ней. Почему просто не поговорить? Но Николай и сам понимал, что открой она дверь, дороги назад не будет.

 

Он слышал как она напряжённо дышит за дверью, как ждёт, чем закончится эта сцена. И ему даже показалось, что она и сама бы хотела, чтобы он вошёл. Но дверь так и не открыла.

– Подите прочь, Николай Павлович. Возвращайтесь к себе. Я поняла уже, что вы мне благодарны.