Твоя звезда

– Игорь, – зовет меня Саша. Я оборачиваюсь и встречаюсь с его одобряющей улыбкой. – Ты молодец. Все получится, просто будь с ней деликатнее.

– Я стараюсь, но это сложно… Все, мне пора! – и я убегаю, пока брат не расщедрился на томик советов.

Наша мама и Настин отец расписались после стольких лет разлуки. Это было немного странно, потому что никто не думал, что они много лет любят друг друга. Да, жизнь слишком коротка, чтобы оставлять на завтра самое важное.

Да, и мое важное зовет меня снова в боковой от подвала коридор, где Вера занимается вокалом со своими студентами.

Я прижимаюсь лопатками к холодной стене и скрещиваю перед собой ноги и руки, когда из класса походкой от бедра выходит Якина.

– Иго‑о‑орь Оле‑е‑егович! – хлопает она накрашенными глазами и пытается меня чуть ли не облапать. Вот же наглая!

Уворачиваюсь, как от змеюки.

– Ты опаздываешь, – серьезно выдаю я. – Тебя кто‑то в холле ждет. Высокий красавец с букетом, – и подмигиваю ей.

– Правда? – она скачет прочь, вильнув косой, а я иду к своей булавке. Хочу ее слышать, вдыхать запах. Блин, это так невыносимо – видеть Веру каждый день, но не прикасаться, якобы не претендовать на большее. Но я помнил обещание: она вырвала его из меня на выходе из кафе…

– Ты не трогаешь меня, не цепляешься, не давишь своей харизмой, не зажимаешь на лестнице, и я, может быть, дам тебе шанс. Обещай! Или я просто больше не стану с тобой общаться.

– Это ведь сложно, Вера, – прячу руки в карманы брюк и зыркаю через плечо на вечерний проспект. – Это все равно что гитаристу пальцы отрубить. Не издевайся, булавка. Я же нравлюсь тебе, нравлюсь… Нравлюсь? – тянусь, чтобы коснуться румяной щеки, но девушка блокируется локтем.

– Я серьезно. Ты вынуждаешь меня развернуться и уйти.

– Зачем такие сложности, малышка? Это же очевидно: мы друг другу подходим. Зачем терять время на всякие букетно‑конфетные периоды?

– Игорь! Обещай! – она сводит брови, ветер подхватывает локоны стянутых в хвост волос и выбрасывает их вперед. – Или я просто развернусь, и ты больше меня не увидишь.

Хочется зарычать, но я сцепляю зубы и тру ладонью бороду.

– Это ведь нелепый шантаж, игра на чувствах. Жестоко, малявка, – я не хочу сдаваться, потому что не понимаю причин вот такого поведения. Я как первооткрыватель – иду на ощупь.

– Прощай, Гроза, – Вера неожиданно разворачивается и собирается уйти. Я ее осторожно беру за локоть, но тут же отступаю, когда она показывает яростным взглядом «отпусти».

– Я обещаю, обещаю! – приподнимаю обе ладони вверх. – Но с условием. Ты споешь со мной. Всего один раз. Просто в классе, без зрителей, без подготовки, что‑то известное. Пожалуйста, – руки сами складываются в молитвенном жесте, – ну, оставь мне хоть что‑то…

Она стискивает ремни на сумке и, кусая губы, смотрит украдкой по сторонам. Будто ищет кого‑то, а потом отступает в тень фонаря, чтобы оказаться незаметной.

– Вера, это ведь ни к чему не обязывает. Просто песня. Одна песня. Я сыграю, а ты споешь.

И сейчас в крошечном классе она сидит у стола, наклонив голову над журналом, а я жалею, что дал слово не подходить. У меня просто натуральная ломка по ней.

– Игорь, – она незаметно вздрагивает, – и показывает на дверь, – я занята.

– Я на несколько минут, – присаживаюсь на нагретый задницей Якиной стул. – Просто посижу тут. Можно?

– Ты мне мешаешь, – ругается Вера, но я замечаю, как кусает губы и как теребит в пальцах ручку.

– Тогда спой со мной, и я уйду, – поворачиваюсь к пианино и разворачиваю красивый перебор ля‑минор.

Она бросает ручку на стол и резко выдыхает.

– Ты же не отстанешь? Да?

– Совершенно верно, – довольно улыбаюсь, но не оборачиваюсь, играю дальше – просто импровиз, просто набор звуков и ритмов. Я не очень способный пианист, для меня гитара – продолжение рук, а клавишные так – для разнообразия.

 

Конец ознакомительного фрагмента