Звезды из пепла

– Я с тобой.

 

* * *

 

– Молодой человек! Молодой человек, проснитесь!

Виски пульсируют. Я не сразу понимаю, где нахожусь.

– Самолет готовится к взлету. Будьте любезны, пристегните ремень безопасности и приведите спинку кресла в вертикальное положение.

Я вздрагиваю. В салоне холодно. Тело сотрясает озноб. Это лихорадка после сна, в котором я видел Кайла. Он – все еще открытая рана для меня. В беспамятстве я приехал в аэропорт и сел в самолет. И даже не заметил, как провалился в сон. Посадка закончилась, и мы уже взлетаем.

– Пристегнусь, – сквозь сонный дурман отвечаю бортпроводнице.

Голова раскалывается как после нокаута. Я беру чертов ремень и пристегиваюсь. Какой в нем толк? Если самолет упадет, ремень уж точно меня не спасет.

– Благодарю!

Стюардесса покидает ряд, где я сижу, и мысли возвращаются к Кайлу. Он нечасто снится мне. А если и снится, то после пробуждения я чувствую в груди тяжесть. Это ощущение невозможно описать. Я никогда не тонул, но, кажется, случись такое, на дне я ощущал бы что‑то похожее. Осознание, что ничего нельзя сделать. Остается только сдаться в плен иссиня‑черной воде. Монстру, что живет глубоко‑глубоко.

– Черт…

Как мучительно даются воспоминания о нем. Недавно я приносил ему чай и тосты с апельсиновым джемом в постель. Недавно я держал его маленькую ручку и качал на качелях. Недавно я засыпал рядом с ним и молил бога, чтобы он проснулся.

После химиотерапии Кайл вроде бы пошел на поправку: врачи отмечали положительную динамику, как вдруг состояние снова ухудшилось. Мы были с ним словно на аттракционе под названием «жизнь‑смерть»: то взлетали вверх, как на русских горках, то летели вниз со страхом разбиться.

Каждый раз я молился, когда переступал порог кабинета лечащего врача Кайла. Я, атеист, взывал к богу, потому что Кайл должен был жить. Мы с мамой хватались за любую возможность: я работал на трех работах, мама искала врачей. Мы делали все, чтобы он жил. Запах в больнице, казалось, мог убить даже мертвого. Я заходил в палату, и живот скручивало так, что тошнота подступала к горлу.

Я видел бледное лицо Кайла. Лицо, угасающее с каждым днем, как лампочка сломанного фонаря. Я бросил все силы на починку, чтобы эта лампочка вновь светила как раньше. Но здесь от меня почти ничего не зависело. Напряжение росло с каждым днем. Оно не давало моей крови остыть, и та кипела, заставляя всегда быть начеку. Я прислушивался к каждому вздоху Кайла ночами и вздрагивал, когда он переставал сопеть. Я боялся жить и постоянно ждал тьмы, которая могла в любую секунду забрать его.

Жизнь отнимает самых дорогих. И я не понаслышке знаю об этом.

Удивительно, как приходится принимать все, что подбрасывает тебе жизнь. Я откидываюсь на сиденье и бросаю взгляд в иллюминатор. Кресла подрагивают. Самолет начинает набирать скорость. Скоро я окажусь в жаркой Испании. Что меня там ждет? Много интересного. Для начала начос и холодное пиво в обед. На десерт – встреча с родной матерью.

Железная птица отрывается от земли, и я тоже взлетаю вместе с ней. Смотрю в новую жизнь, где вскоре не будет места прошлому. Нужно лишь набраться терпения.

Америка подо мной исчезает. Губы непроизвольно растягиваются в невеселой улыбке. Я никогда больше не вернусь сюда. Прежним.

 

Глава 7. Частичка моего американского сердца

 

Бридли Ривьера

 

– Да пошел ты!

– Следи за языком, Памелла!

– Это я должна следить? А ничего, что пять секунд назад ты назвал меня поломойкой?

– Ничего подобного я не говорил! А вот ты… Не ври!

– Не говорил? Ну конечно! А не ты ли намекнул, что я ничего не понимаю в бизнесе, Хуан?

Я еще не открыла глаза, а родители уже грызутся. Сколько можно! От головной боли хочется скулить. Сегодня воскресенье. С трудом заставляю себя оторвать голову от подушки. Спросонья не сразу нащупываю мобильник на тумбочке. Что‑то падает на пол. Судя по тому, как разрываются виски, еще очень и очень рано, чтобы вставать.

После вечернего разговора с Абелем я полночи смотрела сериал. Снова пересматривала «Элиту», чтобы успокоиться. В итоге уснула в четыре утра.

– Я разведусь с тобой! Запомни мои слова!

Стены вибрируют – дверь соседней комнаты со всей силы влетает в проем. До меня только сейчас доходит, что комната, где должен поселиться Трестен, временно занята мамой. Она перебралась туда, чтобы не делить одну кровать с отцом.

Дела плохи: родители почти не общаются, а если и решаются заговорить друг с другом, то происходит скандал вселенских масштабов. Не верится, что мама и папа поливают друг друга грязью намеренно. Нет. Просто от злости говорят вслух все, что в голову придет.

Тот парень из Америки станет глотком свежего воздуха для нашей семьи и наверняка понравится маме. Она скучает по родной стране: по языку, менталитету. Мы все никак не может выбраться в Штаты: то не хватает денег, то появляются какие‑то неожиданные проблемы. Три года назад мы уже собрались ехать, и тут вдруг у папы защемило нерв в пояснице. Он не смог не то что лететь, даже подняться с кровати. В итоге все остались дома ухаживать за ним.

Порой кажется, если бы мама была более уверена в своих решениях и не зависела от отца в финансовых и рабочих вопросах, то давно купила бы билет на первый же рейс из Барселоны в Чикаго. Родители познакомились там, в забегаловке «Тишь», где мама подрабатывала официанткой, когда заканчивала университет. У нее был план: после построить карьеру в рекламе. Однако ему не суждено было осуществиться, ведь на пороге «Тиши» одним вечером появился отец. Они сразу потерялись друг в друге. Спустя неделю они уже были готовы пожениться. Отец приехал в Чикаго на съезд рестораторов. Молодой амбициозный мужчина с огромным желанием открыть свой бизнес, но только в родной стране, в Испании. Не знаю, как мама согласилась на переезд. Но сразу после университета она оставила Штаты и прилетела в Салоу.