Звезды из пепла
– Не за что! Если тебе что‑то понадобится, обращайся ко мне. Ночник в коридоре и вправду барахлит, но ты посильнее нажимай на кнопку, тогда свет включится.
– Окей.
– И не обращай внимания на Хуана. Он остынет, но тебе придется привыкнуть к излишне эмоциональному испанскому темпераменту.
Памелла ищет оправдания – она хочет доказать, что ее муж не такой монстр, каким показался вечером. Но его, вероятно, не исправит даже могила.
Она вручает стопку белья и одаривает меня искренним и наполненным жизнью взглядом.
– Добро пожаловать в семью, Трестен!
– Пожаловал.
Ее тихий смех созвучен с голосом мышки. Мышка не в отца. Она в мать.
– Да, и еще…
Памелла подходит к кровати и начинает застилать ее, хотя я не прошу.
– М?
– Откуда у тебя хорошее знание испанского?
– Испанский в школе был обязательным вторым языком. Моя м‑ма… – запинаюсь на болезненной теме. Не понимаю, как мне теперь представлять маму другим. Как маму или как Эмбер? – Вдобавок моя мама заставляла ходить на курсы. И в классе я прекрасно ладил с мексиканцем. Диалект другой, но практика все же была.
– Ничего себе! Звучишь ты местами лучше меня, хотя я здесь прожила двадцать лет.
– Спасибо, – улыбаюсь уголками губ, – думал, все намного хуже.
– Нет‑нет! – возражает Паммела. – Я хочу попросить тебя кое о чем.
– Попросить?
– Да, – начинает она, – я безумно соскучилась по американскому английскому. Может быть, мы могли бы на нем разговаривать?
Я незамедлительно перехожу на английский, и Памелла воодушевленно улыбается.
– С удовольствием!
– Ох! – Памелла громко выдыхает и продолжает говорить уже на английском. – Я думала, сойду с ума от количества испанского в жизни. Спасибо! Я так скучала по родному языку.
– Обращайтесь, – хмыкаю я.
– Утром я не успела спросить. Есть ли у тебя предпочтения в еде?
– Вы собираетесь для меня готовить? – удивляюсь я.
– Да, ты ведь теперь почти что член нашей семьи.
– Не стоит, я сам буду покупать еду.
– Перестань! – хмурится Памелла. – Я приму это за оскорбление.
Неловкость повисает в пространстве. Их семья не должна меня кормить.
– Спасибо.
– Ты подумай и завтра мне скажешь, что любишь, а что нет.
Доброта Памеллы и ее радушие кажутся мне такими невозможными, но в то же время по‑настоящему необходимыми.
– Хорошо.
– Все, теперь я ухожу. Ты устал с дороги. Отдыхай! Если понадобится что‑то, зови!
– Доброй ночи, Памелла.
Я закрываюсь. Выключаю свет и наконец вдыхаю полной грудью. Хочу прочувствовать момент одиночества от кончиков пальцев до макушки.
Я здесь. В Испании. На шаг ближе к цели.
И это начало большого пути навстречу моей матери.
Вместо того чтобы разбирать вещи, я без сил падаю на кровать. Запах чистого белья щекочет ноздри. И это последнее, что я чувствую перед тем, как проваливаюсь в сон.
* * *
Туман расстилается над городом, окутывая Салоу темным покрывалом. Ночь настигает жителей и обрушивается на них ярким звездным небом. Где‑то вдалеке слышатся звуки фламенко. Кто‑то с упоением ласкает гитарные струны, позволяя городу затрепетать в предвкушении кульминации. Мелодия все отчетливее раздается в ушах – в этой музыке столько жизни, что хочется верить – еще не все потеряно.
– Трестен? – слышу незнакомый голос над собой.
Я поднимаю голову и замираю. Небо в яркую крапинку, оно устлано звездами, и сияет просто фантастически.
Горячий песок обжигает ноги, и кровь моментально разносится по всему телу. Я вздрагиваю, когда разгоряченных ступней касается морская волна.
Силуэт женщины – прямо напротив. Она стоит по колено в море и в упор глядит на меня, ни на секунду не отрывая взгляда. Она зовет к себе, но мои ноги прикованы к золотому песку.
– Трестен! – Ее голос требователен. – Мальчик мой, подойди.
Губы сомкнулись словно на замок. Единственное, что может заставить меня вымолвить хоть слово, – это смерть.
– Как давно я тебя не видела, – с каждым произнесенным словом ее силуэт становится прозрачнее и прозрачнее.
– Как ты изменился, как возмужал…
Кто ты? Кто ты такая?
– Я по тебе очень сильно скучала.
Я тебя не знаю.
– Помнишь, что я подарила тебе, милый?
Я быстро моргаю, чтобы образ женщины стал ярче, но это не работает. Она исчезает у меня на глазах. Срываюсь с места и бегу к ней, сопротивляясь холодной воде, разлетающейся брызгами в разные стороны.
– Подожди! – вырывается из меня. – Скажи еще что‑нибудь!
От нее остается лишь размытая картинка. Ноги дрожат от напряжения, и я делаю последний шаг навстречу. Мне удается схватить ее за плечи.
– Ты – моя мать?
– Береги монетки. Они дороги моему сердцу.
Она исчезает. Пропадает, как мираж в пустыне. А я остаюсь один в море, без спасательного круга.
Хочу вдохнуть побольше морского бриза, но вместо этого грудная клетка сжимается. Я начинаю задыхаться.
Ее янтарные глаза похожи на мои. Они мелькают, как картинки из цветной киноленты передо мной. Они темнеют. Когда я делаю последний вдох, они и вовсе приобретают черный цвет.
