Звезды из пепла

– Жизнь отбирает у нас дорогих людей, Трес. И кажется, что и мы умираем вместе с ними. Но время идет, и в какой‑то момент нужно отпустить. Пережить боль и отпустить. – Я дрожу от ее слов. – Смысл есть во всем. И каждому из нас необходимо вновь его обрести.

Сдавленный всхлип вырывается из груди, но я подавляю его кашлем.

– Я не понимаю, что чувствую. Слишком много эмоций, и я не справляюсь с ними.

– Вижу, сын.

«Сын».

Выдыхаю. Одним движением вытираю поганые слезы с лица.

– Если хочешь найти свою родную семью и узнать, я поддержу тебя.

– Я не хочу делать тебе б…

– Трес, – мама перебивает меня, – я приму любое решение.

Впервые за этот тяжелый период я подхожу к маме и крепко обнимаю ее. Она, как и всегда, по‑особенному пахнет – распускающимися бутонами пионов. От нее исходит тепло, даже несмотря на лед, сковавший сердце.

– Спасибо, – шепчу ей на ухо, – мне было важно услышать эти слова.

– Тебе всегда есть куда вернуться. Я здесь. И я буду ждать тебя.

Я слышу, как мама рыдает. Вижу, как она плачет. Слезы падают с ее бледных щек, чтобы остаться на моей футболке напоминанием. Не давая забыть о дне, который запечатлел нас, разбитых и потерянных. Мама утыкается носом мне в грудь и содрогается от душевной боли. Она знает: я думаю о поисках родной матери.

Всю ночь я размышляю, каким станет дом, если мама останется одна. Будет ли он напоминать ей о счастливых днях? Или станет хранилищем страданий и потерь?

Череда несчастий преследует нас со смерти отца. Теперь уже, как оказалось, не моего родного отца. Это его уход спровоцировал болезнь Кайла. Брат невероятно тяжело перенес новость об аварии, в которую попал Виларес. Как ни боролись за его жизнь врачи, в конечном счете они были вынуждены произнести известную и беспощадную фразу, а мы – как‑то ее принять.

 

* * *

 

– Покружи еще! Пожалуйста, пап! – кричит Кайл.

В саду уютно. Жужжат пчелы с оранжево‑черными брюшками, машут изящными крыльями бабочки, в траве ползают яркие гусеницы. От насекомых не оторвать глаз! Я не перестаю хлопать ресницами от изумления. На улице невероятная жара, поэтому я устроился в тени у раскидистого дерева. Здесь хорошо – легкий ветерок обдает со всех сторон.

Из домика, который родители сняли на лето, веет ароматом жареной индейки. Мама готовит ее в тысячный раз. Иногда кажется, что это единственное блюдо, которое она умеет делать. Мы с братом и папой в ожидании обеда резвимся во дворе.

– Эй, – папа плюхается рядом, – а почему именинник не бегает с нами?

– Разглядываю насекомых.

Он оглядывается. Затем ловко хватает муравья и подносит к моему лицу.

– Смотри, какой трудоголик!

Неохотно гляжу на муравьишку. Не очень хочется разговаривать с папой после того, что я услышал утром. Я все вспоминаю их с мамой беседу и пытаюсь понять, что она значит.

Папа не любит меня?

 

* * *

 

– Я не понимаю тебя, Виларес. Ты так хотел ребенка, ты клялся, что для тебя не будет никакой разницы. Но потом!..

Мама повышает голос на папу. Они закрылись в ванной, но их все равно слышно. Неужели скрывают что‑то от нас с братом? Я встаю за дверью и подслушиваю, как хулиган. Впрочем, меня всегда так звали в детском саду, а сейчас и в школе.

– Эмбер, – шипит папа, – я не отказываюсь от своих слов. Но нужно время.

– Время? – Мама смеется, но смех у нее какой‑то злой. – Прошло двенадцать лет. Кого ты пытаешься обмануть? Я вижу, как ты относишься к Кайлу и как к Тресу.

– Я стараюсь, Эмбер. Очень жаль, что ты не замечаешь.

– С рождением Кайла ты изменился, вот что я замечаю.

Слышатся всхлипы мамы. Мне становится страшно.

– Я не знаю, как тебе объяснить, но связь…

Что‑то жжет в груди.

– Эмбер, у нас какая‑то особенная связь с Кайлом, с Трестеном ее нет.

– В отличие от тебя я люблю их одинаково, Виларес. И мне все равно, кто из них кто. Они оба – мои сыновья.

– Наши сыновья, Эмбер. – Голос папы приобретает твердость. – Но это сложно. Все так сложно!

– Будь добр, хотя бы сегодня, в его день рождения, сделай вид, что любишь их одинаково.

Замок щелкает, и я бегом направляюсь в спальню, чтобы меня не поймали. Значит, папа любит Кайла больше, чем меня? Ну конечно. Я ведь не такой маленький. Мне уже двенадцать. Малышей всегда любят сильнее.

 

* * *

 

Мы все еще сидим на траве и смотрим на муравья. Кайл ползает неподалеку от нас и щипает зелень пальчиками.

– Ты чего задумался? – вдруг спрашивает папа. – Над тем, почему он трудоголик?

– Да что в нем такого? – отвечаю я с раздражением. Бабочки, пчелы, жуки – все интересные, но что взять с простого муравья?

– Погляди, что у него на спине.

Старательно всматриваюсь и вдруг замечаю соломинку на спине у муравьишки. Зачем она ему?

– Муравьи строят домики, как и мы. И посмотри, какой он сильный. Совсем маленький, а носит на себе такой груз. У муравьев большие семьи, и он помогает в строительстве.

Я вслушиваюсь в слова папы про маленького муравья, понимаю его восхищение и окончательно убеждаюсь. Он точно не относится к нам с братом одинаково.

– А если бы муравей был большой, ты бы тоже так восхищался им? – Злюсь. Сбрасываю насекомое с ладони отца и встаю.

Папа непонимающе пожимает плечами. Он не отвечает, но мне и не нужны его слова. Я все и так уже знаю.