2 наверху. Ее судьба
Лето выдалось жарким и сухим.
Почти каждый день вдоль края неба ходили облака, наливались предгрозовой темнотой, но – так ничего не решив – уходили за горизонт и посылали оттуда раскаты грома.
Не имев необходимости ехать в университет, Панин хорошо выспался, но встал в нехорошем настроении.
Недавний разговор с Галиной Сергеевной разбередил душу.
За докторскую он принялся давно – сразу после защиты кандидатской, находясь в состоянии научно‑творческого подъема.
Именно тогда были написаны несколько первых глав.
Вероятно, Панин пролетел бы по инерции, перешел без остановки на иную высоту, но обстоятельства сложились неблагоприятно.
Точнее, благоприятно для человеческой жизни и убийственно для научной.
Как раз в тот период Панинские родители, давно жившие каждый своей жизнью, окончательно расстались и оставили его при собственной квартире.
Объективно условия ухудшились.
Вместо центра города, откуда до университета было полчаса хода неспешным шагом, он оказался в окраинном Сипайлове.
Микрорайон был жутким, здесь жили люди, которых в цивилизованных социумах именовали отбросами общества.
Сам Панин поселился на дальнем краю окраины: размен даже самой большой квартиры всегда происходил с ущербом.
Ему приходилось идти десять минут до ближайшей остановки автобуса, а потом больше часа ехать в зловонной тесноте.
Дом – панельная девятиэтажка, кое‑как слепленная во времена строительной истерии начала девяностых – был ниже всякой критики. Последняя «хрущевка» в сравнении с ним казалась дворцом.
Зимой тут можно было умереть от холода, летом – от жары, батареи грели еле‑еле, вода не хотела подниматься на девятый этаж.
Существование омрачалось непрерывной борьбой с председателем жилтоварищества – именуемого полуцензурным словом «кондоминиум» – прожженным жуликом, обирающим жильцов.
Сама квартира была ужаснее дома.
«Чистовая» отделка заключалась в цветастых обоях, наклеенных на потолок, окна сначала не открывались, потом не закрывались и из них дуло, на балконах осыпалась шпаклевка, а полы из каких‑то сомнительных плит, грохотали, словно железнодорожный переезд.
Но неудобства были сущее ничто в сравнении с тем, что Панин оказался тут один – без знакомых, без обязательств, без контроля над собой.
И как всякий нормальный мужчина в расцвете лет, он пустился во все тяжкие.
Года два пролетели в угаре непрерывно сменяющихся женщин.
Своих кратковременных наложниц Панин находил чуть ли не на улице.
Сейчас казалось чудом, что все прошло без потерь, осложнивших жизнь до конца.
Та же Нина, разлучившая с женой доцента Шубникова, могла забеременеть, оставаясь девственницей, и обрушить на его голову лавину проблем.
Конец ознакомительного фрагмента
