2 наверху. Ее судьба

В дверь кто‑то поскребся, потом тихонько приоткрыл.

– Мы заняты, у нас заседание! – рявкнул Федор Иванович Куценко.

На факультете он имел кличку «Шаляпин» – хотя на великого певца не походил ничем, кроме имени‑отчества – был невысок и коренаст.

Самого Панина, тоже чисто по фамилии, иногда называли «Адмиралом».

Учившись на год позже и специализируясь по кафедре теории функций, Шаляпин уже был доцентом.

Хитрый хохол выбил бы себе должность, даже работая под запойным Зотовым.

– Два наверху, два наверху, два наверху… – нараспев повторил Куценко. – Придумать же такое! Надо попробовать.

– А три наверху можно реализовать? – поинтересовался Морозов. – Я не понял, что ты имел в виду, но все‑таки. Дима, а ты как считаешь?

Панин пожал плечами, привычно отметив, что все зовут его Димой, а Галина Сергеевна говорит «Митя» – хотя от этого ничего не менялось.

– …Федя, шампанского!

Над Шаляпиным возникла Гагатька – Вера Воропай.

Под тонкой блузкой подрагивала молодая грудь.

Если бы не скверный характер, эта женщина была бы привлекательной.

– Вера, я за рулем!

Рукой, напоминавшей окорок, Куценко отвел от себя горлышко.

В простой клетчатой рубашке он выглядел донельзя уютно.

– А я выпью, – возразил Панин и подвинул Гагатьке чашку, используемую вместо бокала.

– Галина Сергеевна, вы можете сделать мне еще кофе? – попросил сорока с чем‑то летний доцент кафедры теории программирования Виктор Алексеевич Юрьев, этим летом отпустивший шкиперскую бородку и перешедший с сигарет на трубку.

– И мне, Галя, тоже сделай, если можешь!

Эти слова Панин сказал громко.

Назвать лаборантку Галей и на «ты» доставляло почти такое же удовольствие, как уединяться с нею на кафедре.

Галина Сергеевна одарила его материнским взглядом.

 

Чуть седой, как серебряный тополь,

Он стоит, принимая парад.

Сколько стоил ему Севастополь,

Сколько стоил ему Сталинград…

 

– приятным голосом пропел именинник.

– Ты к чему это, Лёня? – спросил Панинский сослуживец доцент Израиль Айзикович Соломещ.

Находясь в возрасте отцов, он был высок и строен, на лице всегда блуждала доброжелательная улыбка.

Соломещ был лучшим лектором математического факультета и лучшим другом Артемьева.

– Да ни к чему, Израиль, – ответил Артемьев. – Взгрустнулось что‑то.

– Не грусти, Лёня, лучше давай махнем на все и сходим за водкой.

– Не могу, Израиль, я за рулем. Как татарин, умен задним умом – надо было ехать на такси.

– Оставьте машину на стоянке, – возразил малопьющий автомобилист Куценко. – И хлопните от души.

– А ты, Федя, присоединишься? – с улыбкой поинтересовался Соломещ.

– Я – нет. За рулем не пью: неудобно, стакан проваливается.

– Так пей на капоте, кто тебе мешает? – усмехнулся Артемьев.

– Да нет, серьезно, – Шаляпин покачал головой. – У меня еще дела в городе.

– Ну‑ну…

Махнув рукой, Артемьев отвернулся к окну.

Там все плавилось от жары.

И ажурная башня телецентра, стоящего напротив физматкорпуса, дрожала в знойном мареве.

– Вера… – вкрадчиво заговорил Шаляпин, положив руку на Гагатькино плечо.

– Вер, пошли покурим! – сказал Панин и встал из‑за стола.

– Я не курю, – ответила Воропай, глядя снизу вверх.

– Я тоже, но пойдем, – повторил он, глядя на ее грудь. – Идем, идем.

На столе, за которым они сидели, было написано «Горюхин – … на ножках».

Что именно ходило на ножках, кто‑то затер, но добавленный красной ручкой контур мужского полового органа пояснял нечитаемое.

Это входило в порядок вещей.

Любители студенток находили любительниц преподавателей, оставшиеся в стороне завидовали и тем и другим.

Впрочем, в деле случались необъяснимые казусы.

На одной кафедре с Юрьевым работал доцент Кирилл Александрович Шубников, который учился тут четырьмя годами ранее Панина.

Это был спокойный, уравновешенный человек, за которым никто никогда не заподозрил бы грехов.

Но однажды у Шубникова случился ураганный роман со студенткой по имени Нина, которая была моложе на двенадцать лет.

Девчонка считалась самой умной на курсе и в том никто не сомневался.

Став ассистентом кафедры после аспирантуры, Панин принимал у нее экзамен по математическому анализу и был потрясен глубиной понимания непростых вещей. Такой уровень восприятия встречался у одного студента из ста.

Помимо острого математического ума, у девчонки были густые волнистые волосы, доходившие до пояса, и ляжки изумительной красоты.

Впрочем, последнее в те времена знал лишь Шубников: на факультете Нина появлялась в брюках.

Как доцент сошелся со студенткой, не знал никто, но связь стала притчей во языцех, поскольку в любой день «сладкую парочку» можно было встретить то в пустой аудитории, то в рекреации около расписания, то фланирующей по коридору.

Тому имелись причины. Нина жила с матерью, которая ее блюла, а Кирилл Александрович был женат.

Их ситуация напоминала нынешнее положение дел между Паниным и Галиной Сергеевной за тем исключением, что все происходило на виду у всех.

Никто на факультете не сомневался, что двое являются любовниками: нормальному человеку не пришла бы в голову иная причина, по которой мужчина и женщина проводят время вместе.

Происходившее привело к нехорошему результату: Шубников развелся, оставив двоих детей.