«8-ка». Мы двое против всех

– Правда, только до вахты, – я вздохнул. – Я в тапочках, а на улице мрак.

– Неважно. Хоть до вахты. Я уже не помню, когда меня кто‑то куда‑то провожал.

На лестнице было так же грязно, как в коридоре, но гораздо темнее. От Маши сильно пахло ею и мной, нами обоими.

– Значит, ты играешь и у Эльвиры, и у нас, и у Заримы.

– Да. После Заримы вернусь к себе и сыграю у Инны.

– А у тебя остались деньги на игру? – спросил я. – Давай, я верну тебе твою сотню. Ее я выиграл нечестно.

– Честно. Это ведь уже было решено.

Маша поскользнулась на какой‑то темной гадости, я взял ее под локоть.

– Ну тогда я тебе одолжу. Тебе ведь надо на что‑то играть.

– Спасибо, Яша, ты хороший человек. Но у меня есть деньги.

– Ах да, ты ведь наверное, у Эльвиры выиграла?

– Выиграла. И у Заримы выиграю, и у Инны тоже. Я выигрываю везде и всегда. Проиграла единственный раз с тобой.

– Ну да, конечно.

Я помолчал, прикидывая «за» и «против», потом все‑таки спросил:

– Я так понял, что ты играешь ради денег, да?

– Да, – просто ответила Маша. – Как и ты.

– Откуда ты поняла про меня?

– Понять было нетрудно. Как и тебе.

Мы спустились на первый этаж, свернули в коридор. Впереди проема ярко бил свет вахты.

– Послушай, Маша, вот что я хотел спросить на самом деле, – сказал я, когда мы вышли в сырой вестибюль.

– Спрашивай, только быстро. Зарима не любит ждать, будет ругаться по‑татарски.

– Во время игры я понял, что ты владеешь какими‑то особыми приемами. Это так?

В вопросе я не видел ничего недопустимого. Странную ситуацию следовало прояснить с первого же раза. Речь шла не о сексе, а о «восьмерке».

– Так. Но зачем тебе?

– Низачем. Просто интересно. Мы ведь оба играем на деньги, и…

– Объяснять долго, как‑нибудь потом.

Маша застегнула «молнию» куртки. Сломанная, она поддалась не сразу.

– Мы ведь сыграем с тобой еще когда‑нибудь? – спросил я.

– Конечно. Ну все, пока. Я побежала. Приятно было познакомиться.

– Маш, – я остановил ее за рукав.

– Что?

– Можно, я тебя поцелую на удачу?

– Это называется – приплыли в двадцать первый век. Ты меня истрахал вдоль и поперек и вверх ногами, а на поцелуй просишь разрешения.

Я пожал плечами. Она была права.

– Целуй, конечно, если хочешь. Удача мне нужна.

 

Глава 2

 

– Двадцать четыре. Двадцать пять. Двадцать шесть.

Наташа считала привычным тоном, хотя бюстгальтер на ней был черный.

– Двадцать семь. Двадцать восемь. Двадцать девять.

Биологиня, которой заканчивалась «девятка», пришла к нам по согласованию с Заримой, в обмен записавшей то ли Марину, то ли Аделю.

– Тридцать. Тридцать один. Тридцать два.

Девчонку звали Лерой, она была космически глупа.

– Тридцать три. Тридцать четыре. Тридцать пять.

Большие глаза Леры имели тот же серый цвет, что и Наташины. Но если моя «жена» вызывала ассоциацию с чем‑то прохладно стальным, то эта выглядела недоенной коровой.

– Тридцать шесть. Тридцать семь. Тридцать восемь.

Вероятно, она стала женщиной еще в школе и познавала мир интенсивно. Бедра шириной превосходили Наташины, а разработанностью – Ларисины.

– Тридцать девять. Сорок. Сорок один.

Да и вообще, казенная часть Леры своей мощью напоминала совсем другую женщину – тетю Галю, соседку по подъезду, на которую я облизывался с четырнадцати лет, даром что она была старше моей матери.

– Сорок два. Сорок три. Сорок четыре.

Просунув руки под объемистый зад, я чувствовал, что мне не хочется гасить ощущения после счета «пятьдесят».

Такое в последнее время случалось редко. Секс, в противоречие словам Эльвиры, перестал быть для меня жизнью, а стал чистым спортом. Но после поединка с Машей, прошедшего на грани фола, во мне опять всколыхнулось нечто, бывшее когда‑то самым важным.

– Сорок пять. Сорок шесть. Сорок семь.

Яркий бриллиант под Наташиным животом сверкал привычно и спокойно.

Вероятно, гасить ничего не стоило.

– Сорок восемь. Сорок девять.

Наташа сделала паузу, словно улавливала мои ощущения.

Болельщицы молчали. Кажется, им передалось то же самое.

– Пятьдесят.

С досадой выдернув руки, я отпрянул, давая Наташе зафиксировать ситуацию.

– Яша forever! – вперед судьи объявила Регина.

 

– –

 

Эта девушка продолжала удивлять.

Я не понимал, зачем она играет. Все остальные испытывали от игры хоть какое‑то удовольствие. Регина отдавалась механически, не откликалась ни единым порывом.

При этом она ходила на каждую игру, проигрывала сотню за сотней – и оставалась невозмутимой, как белый слон.

– –