«8-ка». Мы двое против всех
– Это радует, – ответил я.
– Спи, энерджайзер, – сказала Наташа. – Курить я буду долго. С чувством, с толком, с расстановкой.
Дверь закрылась, от желтого прямоугольника остался контур по разбитым косякам. Наташины шаги затихли на дальнем конце коридора.
Наше убогое общежитие спало. Лишь где‑то под полом, на пятом этаже, кто‑то сдавленно выругался во сне. Потом под окном проехала машина, влажно прошипела по весеннему снегу.
И снова упала тишина.
Я лежал, смотрел в потолок и мне казалось, будто в моей жизни вот‑вот что‑то изменится.
– –
Ночью пришел странный сон.
Ничего хорошего мне не снилось с самого детства, со времен, когда я еще даже не понимал, какая дрянь – эта реальная жизнь. Но истинные кошмары меня преследовали редко. Обычно настигала некая муть – непонятная и тягостная.
Нынешний был именно таким.
Я оказался в каком‑то узком, высоком коридоре. Место было и привычным и незнакомым. Не согласовались некоторые детали. С одной стороны, все напоминало общежитие, только со стенами асфальтового цвета. Но у нас торцевое окно имело обычную раму со створками, а здесь проем был заложен стеклянным кирпичом – пропускал свет, но оставался слепым. Такие имелись в учебном корпусе. Но там вдоль коридоров тянулись длинные аудитории с редкими дверьми. Здесь натыкали маленьких помещений, двери образовывали сплошной частокол.
Все комнаты были открыты, в каждой сидели девчонки. Но я шел от двери к двери и не мог найти ни Наташу, ни Ларису, ни Эльвиру, ни Машу. Даже Регина, которая в реальности казалась вездесущей, нигде не обнаруживалась. При том все были вроде бы знакомыми, но я не узнавал ни одну.
И, самое главное, я не знал, кого именно ищу – и зачем.
Не дойдя до конца бесконечного серого коридора, я проснулся.
Лежала глухая ночь, рядом тихо спала Наташа, которая никуда не делась. Кругом пахло покоем. Я не понимал, к чему мне все то приснилось.
Часть четвертая
Глава 1
Начало игры слегка задержалось, поскольку участницам пришлось прочитать договоры, кое‑что прояснить. После того, как все было подписано, матч пошел в обычном порядке.
Сегодня состоялась «шестерка». Наташа, как всегда, вышла на ринг первой. На Машином животе она нарисовала цифру «6».
Я с привычной легкостью отыграл пять заходов. Ни одно из сменившихся тел даже не отметилось в моем сознании. Даже Регине я в этот вечер не особо сочувствовал. Однако на шестой раунд я вышел с непонятным трепетом.
– –
Все было точно так же, как в прошлый раз: расслабленная поза Маши на смятой Наташиной постели, насмешливый взгляд ее светлых глаз и быстрый блеск желтого камня на пальце, и тонкие руки, закинутые за голову, и легкие светлые волосы, рассыпавшиеся по подушке.
Едва заняв позицию, я понял, что Маша уже где‑то выиграла. Причем скорее всего, это произошло у Эльвиры. В других корпусах душевые более‑менее функционировали, там спортсменка имела возможность быстро подмыться и даже проспринцеваться.
Как ни странно, при всем обилии опытов я никогда еще не имел контакта с женщиной в подобном состоянии. На умственном уровне это должно было вызвать отвращение, но на физиологическом подстегивало.
С первых цифр счета Машино тело активно заработало с моим. Однако теперь я не сопротивлялся.
Я и сам не знал, почему так поступаю. Я, конечно, бывал не в меру жалостливым к женщинам. Но моя жалость распространялась на объект физической близости, а не на спортивных соперниц. На «восьмерке» я был осторожен со всеми, никогда не причинял боль преднамеренно, опасался сделать больно нечаянно, но в самой игре оставался непримирим. Девицы приходили играть по своей воле, я их не насиловал, а состязался с взаимного согласия. Поэтому я никому не давал спуска, имел единственную цель: выиграть. Это казалось бесспорным, как сами правила «восьмерки».
Но сейчас я играл с Машей, смотрел на ее легкое тело и невольно отмечал, что кожа ее не просто светлая, а бледная, через нее просвечивают голубые жилочки. Весь облик девушки говорил, насколько плохо она питается и одевается, до какой степени безысходна ее нынешняя жизнь, при которой она вынуждена непрерывно играть, чтобы не умереть с голода.
Я, конечно, тоже играл, чтобы не умереть. Но все‑таки у меня имелся приработок в «Столице», а от выигрыша оставались деньги, которые ложились валютой в банковскую ячейку. Да и вообще, несмотря на кажущееся равноправие полов, даже в игре женщина оставалась подчиненной. Девиц было несколько, на постфинальный эпизод я, словно владелец гарема, мог выбрать любую из них. Причем я делал это не в спортивных целях, а из чистой похоти, которая во мне до конца не угасала.
И вот теперь я не мог состязаться. Я не хотел переиграть Машу, даже не пытался это сделать Я пустил раунд на самотек.
– –
Маша старалась изо всех сил, во мне разгоралось удовольствие.
Из тела соперницы текла жаркая, темно‑красная нарастающая волна. В конце концов я крепко обхватил Машины нетолстые бедра и приник к ее губам. Волна накрыла с головой, на мгновение погасила свет в глазах, потом медленно отступила, шурша песком в моих ушах.
– …Двадцать шесть… – донеслось откуда‑то с другого берега.
Я поднялся, подхватил Машу на руки и, спасая Наташину кровать, поставил ее на пол.
– Яшка, ты что делаешь?! – воскликнула Наташа.
– Тебе плохо? – спросила Регина, стоявшая на посту.
– Мне хорошо, – ответил я.
