«8-ка». Мы двое против всех

Глава 2

 

Смыслом жизни человека является секс. Лично я так считал, начиная с подросткового возраста.

Сейчас я еще не достиг двадцати лет, но точка зрения существенно сместилась. Сторонний наблюдатель этого бы, конечно, не понял. Я был сильным и здоровым. Меня не терзали химеры. Единственным моим принципом было никогда, ни при каких условиях не причинять женщине боль.

Как человек я не представлял из себя ничего особенного. Я был самым обычным студентом. Учился я на «отлично», но в наши упростившиеся времена это ровным счетом ничего не стоило. Звезд с неба я не хватал и даже не собирался этого делать, зная, что не позволит рост: не высокий и даже не средний, а ниже среднего.

Да и лицом я был, мягко говоря, не Ален Делон и не Шон Коннери. Хотя в моем возрасте Коннери был обычной, примитивной голливудской вешалкой для смокингов. Но учительница литературы – молодая светловолосая татарка Люция – говорила, что у меня профиль молодого Бонапарта.

Она, конечно, мне льстила, тому имелись причины. Но жизненные планы у меня и в самом деле были наполеоновские.

Амбициозности я имел в достатке. Как любой нормальный человек, я мечтал, что когда‑нибудь жизнь наладится и из невеселой гонки превратится в неторопливое путешествие. Хотя это светлое – ну, по крайней мере, не слишком мрачное – будущее еще не обрело четких контуров.

Конечно, я лишь теоретически представлял себе очень хорошую еду: какие‑нибудь томленые артишоки, которые следует запивать коллекционным коньяком «Генри Херитэйдж». Я только на картинках видел дорогие автомобили марки «Астон Мартин». Я сомневался, есть ли внешняя разница между каким‑нибудь китайским тряпьем с русским названием и классическими костюмами от Десмонда Мерриона. Подобное я знал исключительно через Интернет. По реальности понимания все было аналогией полета на Луну. Но я поставил жизненной целью достичь этого хотя бы в некоторой степени. Я знал, что не остановлюсь ни перед чем, использую все возможные средства.

Однако еще недавно свой главный жизненный приоритет я видел в ином. Пирамида моих ценностей стояла незыблемо и на ее вершине сверкал секс.

Мне казалось, что даже в самом светлом будущем я пожертвую всем, чем угодно: даже буду питаться только красной икрой, не мечтая о черной и с «Мазерати» пересяду на убогий «Мерседес» – лишь бы сохранить в своей жизни главную ее ценность, женское тело.

Оно могло быть все равно каким, но как можно чаще новым. Хотя, по большому счету, новизна тоже не являла первой необходимости.

Каждый раз, когда какая‑то из женщин дарила мне наслаждение, я с особой остротой понимал, что все – все‑все‑все, абсолютно все – подчинено стремлению к этой вершине. Потому что о машинах, бриллиантовых запонках и виски «Изабелла» лучше всего думается в момент, когда разнеженно поднимаешься с влажного от судорог тела. А если подниматься не с кого, то не обрадуют и семь «Мак Ларенов» всех цветов радуги, ожидающие перед крыльцом дворца.

Так мне думалось довольно долго. Мировоззрение представлялось неизменным. Точнее, до определенных пор я не видел тенденций, способных его изменить.

 

– –

 

Я наслаждался женщинами с момента первоначальной возможности. Согласно нынешнем российскому законодательству, мои подростковые опыты не могут быть реальными, поскольку подпадают под статью. Однако законы принимаются абстрактно, а жизнь течет конкретней некуда. Во всяком случае, я ни о чем не жалею.

Мои увлечения продолжились после окончания школы. Я ринулся в еще более глубокую пучину наслаждений, уехав из своего родного города в областной центр и поступив на юридический факультет университета. В общежитии где я поселился, все совокуплялись разве что на крыше. Это казалось нормальным, однако поначалу ничего не меняло и не сдвигало.

Принципиальный качественный взлет я ощутил, когда совершенно случайно попал на «восьмерку». Впрочем, случайность присутствовала лишь в начальный момент. Все дальнейшее оказалось предопределенным. Сама игра была придумана для таких людей, как я.

Получилось так, что в один прекрасный день, сидя на практике по социологии, я вытащил из кармана телефон и вместе с ним – флешку, которую уронил. Я полез под стол и нашел золотую сережку.

Впрочем, золотой она считалась условно. Металлическим был только замок, а все украшение состояло из голубоватого камня сердцевидной формы, напоминающего побрякушку из фильма «Титаник». Ни у кого из наших девчонок я такой не видел, сережку потеряла какая‑то чужая.

Порядочный человек на моем месте сходил бы к расписанию, выяснил, какая группа занималась в аудитории до нас, попытался найти владелицу. Если бы этого не удалось, он отнес бы потерю в деканат. Но я, вероятно, был не слишком порядочным. Я посчитал, что нуждающийся человек не посеял бы такое украшение, и отнес сережку в ломбард. Там меня разочаровали: камни в наше время не стоили ровным счетом ничего – но дали восемьсот рублей за золото.

Сумма, конечно, радовала, но была слишком ничтожной, ни на что серьезное ее не хватало. Я мог всего лишь заказать хорошую пиццу, а остаток кинуть на счет телефона. Вероятно, я так бы и сделал, но неожиданно вспомнился рассказ приятеля‑старшекурсника.

Он с таким восторгом расписывал прелести «восьмерки», что я решил шальные деньги не проесть, а проиграть.

Я рассчитывал именно «проиграть», поскольку ни на что не рассчитывал. У меня не было сходных опытов. Идя на ринг, я не был уверен, что в ошеломительной ситуации продержусь один раз хотя бы до счета «тридцать». Меня просто вела страсть к неизведанному.

Но мне повезло. Первой соперницей мне досталась аспирантка с математического факультета – дебелая армянка. Тяжелая, черноволосая, с некрасивой маленькой грудью, усиками над верхней губой и отвратительными бородавками на лице, она была просто отвратительна. Окажись первым номером любая из других девиц, я бы тупо развлекся, не позиционировал «восьмерку» как нечто большее, чем секс при свидетелях. Армянская коряга исключала чистые наслаждения – она не вызывала никакого отклика в теле. Успешно закончив раунд с Гаянэ‑Шаганэ, я как‑то естественно попытался не проиграть и следующей спортсменке. Затем это повторилось с третьей, четвертой, пятой. Потом все закончилось и распорядительница – будущий следователь Фарида – подвела итоги. Я сунул в карман шестьсот рублей плюс к тем, которые поставил. По всему получалось, что игра может принести нечто очень серьезное.

Вернувшись в свою комнату, я сел на кровать, еще раз пересчитал деньги и задумался. Находка была удачной, но случайной. Рассчитывать найти еще раз нечто более существенное – например, инкассаторский мешок – мог только дурак. Рожденный в нищете не имел шансов просто так из нее вынырнуть.

Но на игре, которая была «шестеркой», я удвоил свои шестьсот рублей за полчаса. При этом я ни капли не напрягался, под конец даже получил удовольствие.