«8-ка». Мы двое против всех

– Я не хожу в церковь и не знаю, где ближайшая паперть, – перебил я.

– …А я в подарках не нуждаюсь. И кто ты такой, вообще, чтобы делать их мне?

Слова звучали резко, но не обижали. Оля злословила, а эта девушка просто защищалась.

– Я… никто. Такой же игрок, как и ты.

– Но сегодня ты со мной не играл, а поддавался.

– Если так, то и ты сегодня со мной не играла. Лежала, как бревно.

– Все остальные девчонки лежат точно так же, – возразила она. – Но ты им ничего не даришь, обыгрываешь всухую и вся недолга.

– Остальные – это остальные. А ты – это ты. С тебя иной спрос.

– С тебя тоже.

Переспорить Машу было нелегко.

– Я видела, как ты играешь с другими. И как напрягался сегодня со мной. Ты был весь красный, я даже испугалась, что тебе станет плохо.

В голосе проявились человеческие нотки.

– Так не стало же, – примирительно ответил я. – Все кончилось хорошо. Давай сюда.

Я протянул руку, взял деньги. Развернув веером, я выдернул одну сторублевую бумажку, остаток сложил ровно, свернул пополам и сунул обратно Маше. Внутренний карман ее красной куртки нашелся с первой попытки, но ладонь успела почувствовать, сколь упруга грудь под мягким, дешевым бюстгальтером.

– Ну ты… жулик, – сказала она с неожиданной долей восхищения.

– Я юрист, а все юристы – жулики, – признал я. – Ну, поспорили и хватит. Значит, так…

Я перевел дыхание, поняв, что надо брать быка за рога, хотя до сих пор еще не осознал, зачем это надо.

– …Врать не стану. Тысячу девятьсот рублей, о которых мы говорим битый час, я на самом деле решил тебе подарить. Потому что такой кукле, какую сегодня изображала ты, не проиграл бы даже мой сосед Матвей, который не знает, что у женщины между ног. Ты права, я старался и напрягался, потому что я спортсмен и играю на продолжительность, а не на результат. Но мне захотелось сделать тебе подарок. И я сделал.

Маша молчала.

– Правда, поступил не вполне правильно. Стоило выиграть состязание, а потом просто взять и тебе что‑нибудь купить. Например, новую куртку взамен этой рвани. И хорошие сапоги. У последнего дворника лучше, чем у тебя.

– А… зачем?.. – она взглянула непонимающе. – Зачем бы ты мне все это купил?

– Не знаю, – честно признался я. – Но если захотелось, значит – зачем‑то нужно.

– Зачем‑то нужно, – повторила Маша.

– Хотя ты все равно бы у меня ничего не взяла.

– Нет, конечно. Я никогда в жизни ничего ни у кого не брала… потому что мне никто ничего не давал. И я уже говорила: кто ты мне, и кто я тебе, чтобы ты делал мне подарки?

– Не знаю, – повторил я. – Но…

Не договорив, я потянулся к Маше и поцеловал ее в нос.

– Дурак ты, Яков Иваныч Петров…

Она вытерлась ладонью. Жест был самым обычным, но почему‑то растрогал до слез.

– …Но не самый худший из известных.

Я пожал плечами. Кажется, между нами слегка просветлело.

– И насчет куртки… Можно, я ее сниму?

– А почему нет? – я улыбнулся. – Снимай, конечно.

– И сапоги. У тебя так тепло…

– А у тебя холодно?

– Еще как. Ты что, никогда не бывал в физматобщаге?

– Играл у Инны, больше нигде. И насчет холода мне как‑то не показалось.

– Игра – это игра. Тем более, для тебя: девчонки сидят дрожат в гусиной коже, а ты работаешь, как электровеник, разве что не дымишься. На самом деле у нас так холодно, что в комнате не снимаем курток. Юлька, моя соседка, перед новым годом во сне отморозила нос.

– Надо же… – я покачал головой. – У нас почти не бывает горячей воды, зато можно сидеть голыми. У вас мойся хоть три раза в день, а в комнате – Приполярный Урал. Мировое равновесие.

Ответный смех прозвучал легко и открыто. Маша сделалась еще ближе.

– Давай свою куртку, – сказал я, вставая. – Определю на вешалку. У нас тут порядок.

– А сапоги? – напомнила она.

– С сапогами хуже. Полы моем только по праздникам, а в жизни одни будни. К тому же вот они‑то как раз холодные.

– Жены своей тапочки не дашь?

Маша опять прищурилась, насмешливо и лукаво.

– Какой… жены? – я слегка опешил.

– Такой. Натальи, устроительницы вашей «восьмерки».

– А…

– Все про вас известно, Эльвира еще давно рассказывала, только я не знала, кто ты. Наталья мне и твою комнату идентифицировала.

– Ну если так… – я вздохнул. – Жена приходит со своими тапочками.

Гостья удовлетворенно кивнула.

– И все другие тоже, – добавил я.

Я решил сразу обозначить, что не строю непорочного монаха. Хотя на самом деле ко «всем другим» относилась только Лариса – лишь недавно прибавилась Эльвира, но она ко мне не приходила..

– Выходит, я исключение?

– Выходит так.

Повесив красную куртку на гвоздь, свободный от Матвеевой дубленки, я шагнул обратно и подхватил Машу на руки.

– Ой, – сказала она. – Что ты делаешь?

– Ничего. Сбрасывай сапоги и будешь сидеть босиком на кровати.

– Ясно. Стоило догадаться, что визит к тебе закончится в постели.

– Он еще даже не начинался, – возразил я.

В комнате повисло молчание.

Мы три раза встречались с Машей на ринге. За год игры она состязалась с десятком других спортсменов – но сейчас ситуация больше походила на обычный эпизод, нежели на спорт.

Маша расправила на себе платье. В таком положении ее голые колени выглядели круглыми, жалкими не казались.

– У тебя красивая грудь, – сказал я.