Амбивалентность

– Знаю, для тебя это может стать шоком, но существуют такие штуки… Их называют стиральными машинами, так вот, они…

– Это может не отстираться, умник! – Перебила я.

Его лицо приняло подозрительно хитрое выражение.

– Давай я отнесу в химчистку.

– И в чем же подвох? – Изогнула бровь я, складывая руки на груди.

Он картинно пожал плечами:

– Ни в чем. Снимай ее и получишь завтра, чистую и пахнущую альпийским лугом.

– Очень смешно. Я думала, у тебя получше с чувством юмора.

Ник облокотился рукой о стену и игриво спросил:

– Так тебе кажется, что у меня хорошее чувство юмора?

Я закатила глаза.

– Я не буду снимать блузку сейчас. Но если она не отстирается, учти, ты лично оплатишь химчистку.

Говоря, я ткнула пальцем ему в грудь для убедительности, но он перехватил мое запястье и наклонился ближе, так что я могла чувствовать исходящий от него запах горького одеколона, мешающегося с нотками табака.

– Ну конечно, дорогая.

Дома мама все допытывалась, как же я так умудрилась запачкаться. Когда блузка так и не отстиралась до конца, я на следующий же день подошла к парте Ярова и села рядом с ним.

– Какие планы на вечер? – Без обиняков спросила я.

– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию в этой осенний одинокий вечер?

– Хочу, чтобы ты сходил в химчистку, – заявила я, вручила блузку немного растерянному Нику и была такова.

Я, конечно, понимала, что это может вылиться в очередную шутку, но интерес пересилил доводы разума. Несложно представить мое изумление, когда он подошел ко мне в коридоре и отдал чистейшую, кипельно белую блузку, аккуратно сложенную в пакет. Я недоверчиво посмотрела на него. Достала многострадальную вещь из пакета и тут же бросила ее обратно. От нее несло чем‑то отвратительно‑тошнотворным.

– Это явно не альпийские луга!

– Нет. Никак не вспомню, как назывался этот аромат. – Ник достал из сумки небольшой коричневый флакончик с нарисованной на нем мультяшной какашкой. – Ах, да, «Stinky ass»¹. Тебе что, не нравится?

Недолго думая, я выхватила флакончик из его рук и, подобно пистолету, направила на него.

– Извинись, – приказала я, не скрывая возникшего в голосе веселья.

– Ты не сделаешь этого, – с опаской проговорил Яров.

Он попытался отнять у меня бутылек, но я успела спрятать его за спину. Тогда Ник медленно, как крадущийся лев, направился ко мне. Готовая обороняться, я выставила перед собой свое «оружие» и попятилась назад.

– Не подходи, – предупредила я.

Это не помогло. Наоборот, Ник неожиданно начал бежать ко мне, и у меня не осталось иного выбора, кроме как тоже убегать.

Коридор. Перед глазами мелькают одинаковые двери аудиторий и все еще сонные лица студентов. Позади слышатся приближающиеся шаги. Дверь на лестницу. Пролет за пролетом вниз.

До тех пор, пока сильная рука не касается моего плеча, рывком разворачивает и я оказываюсь прижата к стене. Руки Ника обхватывают мои запястья, мешая пшикнуть в него зловонным спреем.

Но на мгновение, кажущееся бесконечностью, я забываю о спрее и о том, как мы вообще оказались в таком положении. Вглядываюсь в его широко распахнутые глаза цвета затянутого светло‑серыми тучами неба за окном. Невольно перевожу взгляд на чувственные губы, на волосы. Некстати возникает недавняя дурацкая мысль о том, какими мягкими они могли бы быть. Снова смотрю в его глаза и понимаю, что он точно так же оглядывает меня. Так, будто видит впервые. Мое сердце пропускает удар, и вдруг становится как‑то душно.

Чтобы прогнать возникшее наваждение, с трудом выворачиваю руку, все‑таки дотягиваюсь до кнопки на бутылочке и прыскаю в Ника. Его лицо тут же приобретает иное выражение, челюсти плотно сжимаются.

– Ты пожалеешь, – тихо говорит он и тянет руки за бутыльком.

– Да ну? – Дразню я и снова брызгаю.

Запах стоит невыносимый, но сейчас мне все равно. Я распыляю вонючую жидкость снова и снова, пока длинные пальцы Ника не оказываются на моем теле и не начинают безжалостно щекотать. Не в силах ничего с собой поделать, я начинаю безудержно хохотать, извиваться и отбиваться.

– Это нечестно! – Давясь смехом, пищу я.

Парень не реагирует и, понимая выигрышность избранной методики, начинает щекотать еще сильнее. Его руки опускаются от ребер до талии, перемещаются на живот.

– Стой! – Кое‑как выдавливаю я. – Ник, прекрати!

От смеха начинают слезиться глаза.

– Никита!

От звука своего полного имени он резко останавливается и немного удивленно смотрит на меня. Отчего‑то, назвав его так, я тоже чувствую себя как‑то странно и ощущаю, как к щекам приливает кровь.

Мы стоим в тишине, как будто оба только что проснулись и вдруг обнаружили себя на пустующем лестничном пролете. Ни одного звука, только доносящийся откуда‑то монотонный голос преподавательницы с чьей‑то лекции.

– Кажется, пара началась, – зачем‑то говорю я.

– Мне с таким запахом благодаря тебе теперь надо избегать людей во что бы то ни стало. Так что, мне на пару путь заказан.

– Готова поспорить, ты не очень‑то и хотел туда попасть. – Тихо отвечаю я, но в пустоте лестницы мой голос звучит слишком громко и отдается эхом.

На Ника стараюсь не смотреть и вместо этого изучаю стыки между плитками кафеля.

Снова между нами повисает молчание. Оказывается, я все еще сжимаю в руке флакончик со спреем. Неожиданно для себя решаю протянуть руку и добровольно отдать его Нику. Почему‑то я уверена, что сейчас он не будет в меня брызгать.

Он вертит маленько бутылочку в руках и, кажется, собирается что‑то сказать, но передумывает и уходит, я же так и стою возле стены.

Вскоре откуда‑то сверху с лестницы все же разносится его голос, в который успела вернуться прежняя наглая веселость:

– Кстати, ты до сих пор проигрываешь.

 

¹ Вонючий зад