Аппалинария и крылья
– Да я как‑то не думала. Собачка и собачка, – призналась Полина. – Ошейника на ней не было… – и, обернувшись к повеселевшей гостье, спросила: – Ну, сама‑то скажи, вспомни. Было же у тебя имя?
Собачка зашлась громким лаем, стремглав пробежалась по комнате и опять уселась у двери, с преданной готовностью глядя на новую хозяйку.
– Нет, нет, пожалуйста, без этих восторгов. Мы не глухие, – заволновалась Эсмеральда.
– Она говорить не будет? – удивилась Полина.
– Конечно, нет, – раздраженно ответила кошка. – Она же обычная. Собака и все!
– Ну, в общем‑то, и правильно, – облегченно улыбнулась Полина. – Не каждый же день на улице разговорчивых животных подбирать.
Она подошла к холодильнику, открыла его и, обернувшись, подумала вслух:
– Что бы тебе дать? Ты же голодная, правда?
Собачонка застыла на месте, завороженно глядя на Полину.
– Так, ладно, я думаю, что куриное мясо для начала подойдет. А потом поразмыслим над твоим рационом.
И она, положив угощение в мисочку, поставила ее перед гостьей. Собачка, повизгивая, набросилась на еду.
– Черненькая, маленькая, мохнатенькая, – глядя на нее, перечисляла Полина.
– И шуму от нее немерено, – недовольным голосом добавила Эсми.
– Не придирайся. Мы все не идеальны. Я вот думаю, как ее назвать. Черненькая. Мохнатая, как шмель. Шумная, тебя раздражает. Не шмель, а муха. Мушка, может быть? – спросила Полина, взглянув на кошку.
– Таракашка, – огрызнулась Эсми ревниво.
– А что? Черная Мушка, – подытожила Полина, сделав вид, что не слышала ворчливую Эсмеральду. – О! Черёмушка!– И, наклонившись к собачке, провела пальцами по взлохмаченной спинке.
– Будешь Черёмушкой?
Собачка тревожно заворчала, переживая за еще недоеденное мясо, но потом на мгновение подняла мордочку и посмотрела преданными собачьими глазами Полине прямо в душу.
– Все! – обрадовалась та, – Черёмушка!
Не отрываясь от миски, Черёмушка весело завиляла хвостом.
– Черемуха же белая, – нехотя возразила Эсми.
– А у нас – черная, – засмеялась Полина.
– И потом, не черемуха, а Черная Мушка. Никто не догадается, а мы в курсе. И ей нравится. Надо же, как я угадала!
– Это ты с курицей угадала, – проворчала Эсми и начала неторопливо умываться.
На следующее утро Полина проснулась с тяжелым чувством, что не может вспомнить что‑то очень важное. И на другой день это ощущение не отпускало ее. Полина ходила, как потерянная, в поисках чего‑то забытого, утраченного, несделанного. Она пыталась расспросить Аппу, но та почему‑то молчала, не отзываясь на вопросы.
На работе тоже не клеилось. Все валилось из рук, терялось и исчезало. Полина работала в институтской библиотеке не так давно, но будучи немного старше своих коллег, недавних школьников, она чувствовала себя ответственной за результаты, и единственная из всего коллектива пожилая дама, называя ее по имени‑отчеству и призывая к степенности и солидности, веско добавляла: «Статус, Полина Викторовна, статус и авторитет!» Полина знала ее уже достаточно хорошо – во всяком случае, настолько, чтобы привыкнуть к манерным высказываниям и воспринимать их как особенности сложившихся взаимоотношений, а не как повод к недоумению и ерничеству.
«Я о чем‑то забыла, что‑то не сделала. Может быть картотекой надо заняться? Может Людмиле Витальевне что‑то обещала?» – думала Полина, ненароком поглядывая на пожилую коллегу, сосредоточенно работавшую с документацией.
– Не припомню, дорогая, – ответила та на осторожно заданный вопрос. И, поправляя очки, добавила вкрадчивым голосом: – Но если вас не затруднит помочь мне с этими бесконечными отчетами, буду вам очень признательна, девушка.
Полина охотно включилась в нудную бумажную работу, надеясь хоть немного отвлечься. Она аккуратно заполняла бланки, находила и выписывала нужные цифры, подбивала итоги, но это не помогало. В мозгу по‑прежнему бился навязчивый вопрос «что я забыла?», вызывая ноющую головную боль и отражаясь на лице непомерной сосредоточенностью и печалью.
Сидевшая напротив Людмила Витальевна, несколько раз взглянула на нее с тревогой и, в конце концов, не выдержав, сняла очки и разразилась озабоченной тирадой.
– На вас, Полина Викторовна, смотреть больно! Вы второй день, как в воду опущенная. Вы молоды, хороши собой. Откуда столько тоски и беспокойства? Что‑то не так в молодой семье? Может быть, Полиночка, вы нуждаетесь в нескольких свободных днях для решения личных проблем? Не стесняйтесь, скажите. Я предоставлю вам необходимые отгулы. У вас их предостаточно.
Полина с готовностью улыбнулась, поблагодарила, сказала, что в ее жизни все хорошо и, посмотрев в окно, подумала, что какие‑то слова Людмилы Витальевны цепляют и подталкивают к нужным действиям, но, так и не поняв, какие именно, опять вернулась к бумажной рутине отчетности.
Вечером, придя домой, Полина все еще пыталась понять, что так задело ее в словах коллеги.
– Взять несколько дней отгулов? Хорошая мысль, но… Еще что‑то было сказано…
Неприкаянно походив по квартире, Полина, наконец, отвлеклась от навязчивых мыслей и занялась любимыми домочадцами. Покормила их, приласкала мурлычущую Эсми, на время ставшую обычной домашней кошкой, потрепала по холке восторженную Черёмушку и, ненадолго выйдя с ней прогуляться по дождливой вечерней улице, вернулась домой продрогшая и уставшая.
– Утро вечера… – сказала она то ли себе, то ли задремавшей на кухне кошке и пошла в спальню. Сняв с постели стеганное светлое покрывало и ощутив на теле холодок шелка ночной рубашки, она, подумав, завернулась еще в теплый мягкий халат и нырнула под одеяло.
– Пусть мне приснится мой любимый… – прошептала Полина, засыпая.
Наполняя собою город, ночь за окном растеклась шумом пронзительного ветра, скрипом качающихся оголенных ветвей и негромким гулом редких запоздалых автомобилей.
Неслышно спрыгнув с подоконника, Эсмеральда не торопясь прошла в спальню. Плавно обходя малозаметные в темноте мебельные силуэты, она подошла к занавешенному окну и, зацепив пышным хвостом мягкую ткань, аккуратно потянула ее за собой, отодвигая штору в сторону и впуская в комнату свет полнолуния.
Тонкий лучик острой иголочкой прошелся по светлым обоям, неспешно скользнул по уютному широкому креслу и, наконец, добрался до постели Полины. Эсмеральда легко вспрыгнула на одеяло и, словно ведя за собой холодный лунный отблеск, осторожно ступая, пошла к изголовью и улеглась пышным клубочком рядом с головой спящей хозяйки. Робкий луч слегка коснулся Полиной руки и словно, наконец, решившись, метнулся вверх и лег серебристой лентой ей на лицо.
С глубоким вздохом Полина села в кровати.
