Байкеры
– Лети!! – крикнул Мик и, выпростав из‑под пледа руку, взмахнул ею, будто и вправду хотел подтолкнуть спутник. – Хьюстон, у нас проблемы! – заорал еще громче, когда траектория спутника оказалась иной: он летел в сторону пяток Элли. – Элли, лови его скорее!
Элли снова рассмеялась.
– Чем? – спросила сквозь смех. – Ногами? – и согнула ноги, болтая ими в воздухе.
– Мик, ну ты совсем не помогаешь! – возмутился Джэм, усиленно тряся ботинком в небе.
– Я толкаю, как могу, ловите его, черт возьми, – Мик отчаянно болтал рукой. – О нет, мы его потеряли! – закричал, когда мерцание спутника исчезло – он просто скрылся за небольшим облаком.
– Черт! Хьюстон, все пропало… – Джэк скорчил скорбную мину и медленно опустил ногу.
– Мальчики – они такие мальчики… – протянула Элли и, дотянувшись до кроссовок, скинула их в траву. А потом натянула свой плед, закутываясь полностью.
Мик поправил края, чтобы Элли не задувало с боков. Миниатюрная даже по меркам вечно худеющего Голливуда, она уютно устроилась на них с Джэмом.
– Хьюстон, как думаете, спутник был сбит разведчиком пудинга? – спросил Мик, продолжая игру. Просто он не мог сказать вслух, что ему нравится лежать вот так и в голову не приходит ни единой темы для разговоров, помимо инопланетного вторжения.
– Или пудинг был захвачен в плен пиратами‑гурманоидами? – подхватил Джэм.
– Кем? – переспросила Элли и тут же поморщилась. – Ты ужасен! Нельзя есть разумный пудинг!
Мик расхохотался: Элли будто бы с самого начала участвовала в разговоре – настолько быстро вошла в роль.
– А может, пираты не знали, что он разумный? – предположил он, отсмеявшись. – Взяли корабль на абордаж, а на борту никого, только тут и там расставлены тарелочки с пудингом. Интересно, кстати, а с каким он вкусом? Весь одинаковый, ванильный, или есть лимонный, клубничный, шоколадный?
– Прям тарелочки? – с сомнением протянул Джэм. – Это как в штанишках, что ли?
– Или в юбочках, – улыбнулась Элли. – Если бы я была пудингом, я бы носила юбочки.
Мик вспомнил фильм с участием Элли. Стилизация под начало прошлого века, корсеты, турнюры и пышные нижние юбки. Элли играла типичную красотку того времени – мелкие кудряшки, нежная сливочная кожа, тонкие руки без намеков выступающих вен. Мику понравилась ее героиня – неожиданно умная, в чем‑то даже мудрая.
– Как насчет пудинга в плиссированной юбке и матроске? – спросил Мик, намекая на бесчисленные японские мультики про боевых школьниц. – Или, учитывая нестабильность организма, роль юбки лучше отдать чашкам? Младенцам – из‑под эспрессо, подростки носят тару от американо, а матроны обзаводятся бульонницей?
– М‑м‑м, а ты знаешь, как угодить женщине‑пудингу, – промурлыкала Элли. Она положил голову щекой на сложенные руки и посмотрела на него с улыбкой. – Я бы надела пластиковый стаканчик. Взорвала бы нормы пудинговой морали.
– Прозрачный или с рисунком? – спросил Мик. – Думаю, прозрачный. И все матроны в округе обязательно начали бы волноваться, грозя выплеснуться через край бульонниц.
– К черту старых прокисших простокваш! – решительно заявил Джэм. – Даешь отвязную молочную вечеринку!
– И что наденешь ты? – Мик усмехнулся. – Бокал для коньяка? Или большое блюдо – на случай, если кто‑то из девочек устанет от своих стаканчиков?
Боги, их пора было показать врачу: ну ведь истинное сумасшествие – говорить о посуде как об одежде. Но Мику было наплевать, кто может услышать, о чем они тут рассуждают, и что при этом подумает. Ему нравился разговор, вечер, небо, усыпанное звездами, и двое, разделивших все это с ним.
– Думаю, он наденет ложку, – хмыкнула Элли. – Исключительно на стратегически важный отросток. У пудингов же есть отростки? Если нет, то я так не играю.
– Конечно, есть, – без раздумья ответил Мик. – И, как знать, может, даже не один… Представляете, как выглядит их групповуха?
– А вдруг они двуполые? – мечтательно протянула Элли. – Весь спектр ощущений.
– Думаю, у них может вообще не быть понятия "пол", – Мик поправил на Элли плед, положил руку ей на спину поверх него – так было удобнее и теплее. – А отростки и впадинки появляются пропорционально симпатии. Не нравится тебе пудинг – ты гладкий как коленка. И наоборот.
– О, я была бы сейчас как телевизионная антенна, – лукаво протянула Элли. – Два вот такенных отростка.
– Но один же больше? – тут же поднял голову Джэм.
– Конечно, больше, милый, – Элли погладила его по груди. – Твой отросток всегда самый большой, – и улыбнулась такой лукавой улыбкой, что Фрейзер разочарованно застонал.
– Вот так всегда, – протянул он с наигранной досадой и с негодованием посмотрел на Мика. – Ты уменьшил мой отросток!
– А может, наоборот, – с жаром возразил Мик. – Раз твой должен быть больше остальных, а мой тоже не может быть маленьким, то твой, наоборот, стал больше, чем если бы был в гордом одиночестве.
Конечно, Мик не воспринял слова Элли всерьез. Ну конечно, она испытывала к нему симпатию – на противном тебе человеке точно не будешь лежать, как на диване. Но речь не шла о каком‑то особом интересе. Тут “отросток” Мика далеко отстал от сотоварища, посвященного Джэму.
– Вот объясните, почему отростки в кои‑то веки у меня, а меряетесь ими все равно вы? – Элли приподнялась на локтях и с возмущением на них посмотрела.
Джэм не ответил – лишь рассмеялся и с нежностью вернул на ее оголившиеся плечи плед.
– Потому что мы – мальчишки? – спросил Мик, всматриваясь в ее глаза, в темноте казавшиеся бездонными. – И необходимость померяться заложена в наших генах?
– Да, Кэп, – Элли усмехнулась. – Именно поэтому.
– И это она сейчас про Капитана Очевидность, а не про Капитана Америку, – уточнил Джэм ехидно.