Беременна от мажора

Захлопнув дверь нашего землистого «Опель‑Зафира» двухтысячного года выпуска, я устраиваюсь на заднем сиденье и продолжаю плакать. Он не захочет связываться с такой. Зачем ему эти проблемы, когда у него полно нормальных девочек, покрасивее и побогаче? Ну и на кой ему моя невинность, к нему очередь таких стоит. А я забыть его не смогу, никогда, я ведь себя знаю.

– Я с ней даже разговаривать не хочу, – бурчит мать с переднего, дëргая ремень безопасности.

– Успокойся, Мила. Это наша дочь. Она такая! – комментирует отец, будто я последняя потаскуха.

– Моя дочь не могла оказаться гулящей курвой, – дрожащим голосом, – я не могла такую воспитать.

Теперь и мама начинает рыдать. И мне становится её жалко. Ведь несмотря на все эти старомодные загоны, она моя родная мать, и я её очень люблю.

– Я её ведь не этому учила! – кричит, оборачиваясь, взывая к моей совести. – Кто её теперь замуж возьмёт? Кто? Дядя Федор с третьего подъезда, который пять лет как в разводе с третьей женой? – стонет, качая головой. – Хорошему, умному целеустремленному парню, мечтающему иметь семью, вот это не нужно! Он на неё не позарится, – тянет, хлюпая носом. – Я её от этой грязи оберегала. По выставкам водила. Книжки приучала читать. Кирилла того на пушечный выстрел не подпускала. И вот как так? Говорила же: «Не ходи на эту чёртову свадьбу!» Когда она успела только?

– Это всё интернет! – перебивает отец. – Я сколько раз говорил тебе, Мила, надо строже контролировать, что и где она там посещает!

– Ну, Игорь, ну нельзя же всё запретить!? Мне казалось, мы с ней нашли общий язык, что мы с ней понимаем друг друга.

В этот момент на мой мобильный приходит сообщение. И мой телефон пиликает. Родители раздражаются ещё сильнее.

– И телефоны все эти надо повыбрасывать! – Тянется мой крупный отец через кресло, вырывая у меня аппарат из рук, и, вернувшись к вождению, выколупывает сим‑карту и выкидывает в окно.

– Отец! – пытаюсь спорить, от ужаса происходящего за голову хватаюсь, сегодня они просто превзошли сами себя.

– Номер тебе новый заведëм, чтобы этот никогда не смог дозвониться.

– Отец! – кричу, тянусь, забирая сотовый.

Не хочу даже думать о том, что на самом деле Дима и так не знает моего номера и никогда его не знал.

– Что‑то, мне кажется, не то мы, Игорь, делаем, – резко вытирает мать слёзы, трëт щёки кулаком.

– Это ещё почему?

– Кобель гостиничный теперь должен жениться на нашей девочке, раз испортил. Надо к родителям его идти.

Оборачивается ко мне.

– Этот, – мама делает паузу, – мальчик с вами учится?

– Мила, блин, – разразившись громким злым смехом, – приди в себя! Не женится он ни на ней, ни на любой другой девочке, которую испортил. Ты видела, как он перед нами выперся в чём мать родила? Он даже срам свой не прикрыл. А номера в этой гостинице – вся моя месячная зарплата на заводе! Это чей‑то богатенький сынок, он удовольствие получил и забыл, как её звали!

– И что теперь делать?! – заходится в новой истерике мать.

Отца я таким ещё не видела никогда. Он зол настолько, что едва сдерживается. Мне кажется, если бы он не вёл машину, то сейчас с размаху врезал бы мне по лицу. Его глаза налились кровью, а дыхание похоже на выход пара проходящего мимо паровоза.

– Что‑что?! Смириться, что дочь твою тупорылую мажор какой‑то ради своего развлечения использовал. А раз она такая ограниченная, что сама с ним пошла, то и переживать нечего! – орёт отец, не в силах принять произошедшее. – Дома её запрем, в университет как маленькую водить будем, раз взрослая выросла и не знает, что хорошо, а что плохо. Научим её дисциплине и, самое главное, думать, прежде чем делать. Пусть ей будет стыдно, что батя встречает с пар и провожает на пары!

Дальше я уже не слышу, зажимаю уши, свернувшись в комочек и сотрясаясь от рыданий.

***

Следующие несколько дней проходят как в тумане. С родителями я не разговариваю.  Как и всегда, после крупных ссор в нашей семье, постепенно мама и папа начинают ко мне подлизываться, понимая, что перегнули палку.

Хотя, честно говоря, так сильно они не орали на меня никогда в жизни.

Резкие слова, оскорбления, нанесенные в приступе их чокнутой неандертальской ярости, постыдные обвинения в адрес Димы – всё это никуда не делось, глубоко и прочно засев в моей голове. Обычно я прощала родителей, выгораживая их, принимая их желание контролировать меня, списывая это на заботу и любовь, находя им оправдание. Но не в этот раз. Даже вздохнуть не могу, настолько сильно они обидели меня, оскорбив и уничтожив.

Я просто не могу их видеть.

Дима… Я так много о нём думаю. Вспоминаю его улыбку, смех, прикосновения, смелость и горячий взгляд. В нем есть всё то, чего так сильно не хватает мне самой. Он живёт жизнью, о которой я только мечтаю.

Закрываю глаза и фантазирую, представляя его поцелуи. Это теперь мой маленький мир, кокон, в который я спряталась, укрывшись от всего мира.

Всё время представляю, что могло бы быть, если бы он не открыл чёртову дверь. Если бы я пошла открывать её сама или попыталась остановить его. Я виню во всём себя, ведь поговори я нормально с матерью по телефону, убеди, что со мной всё в порядке, возможно, они не устроили бы этот цирк. Хотя кому я лгу? Конечно, устроили бы, всё равно стали бы искать, даже если бы я тысячу раз позвонила им по телефону.

Мать снова стучит в закрытую дверь моей спальни.

– Уходи. – Мне приходится собрать все силы, чтобы вытолкнуть слова из‑под давящего на грудь камня.

Отец тоже хорош. Всё время пытается что‑то починить, пробуя наладить контакт с помощью ремонта покосившейся дверцы шкафа у меня в комнате. Ненормальные, видеть их не могу.

Удивительно, что они до сих пор не отрубили вайфай в квартире. Впрочем, теперь мне нужно заводить новую сим‑карту. Мне никто не может дозвониться. Переписываюсь с девчонками в соцсетях. Они в шоке от того, что случилось.

В следующее воскресенье собираюсь пересечься с Машкой и Катькой в бургерной. О встрече договариваюсь в нашем общем чате.

Отец идёт за мной, будто я какая‑то заключенная. И от этого ещё обиднее. Он правда думает, что сейчас я встречусь с Димой? И он что? Лишит меня невинности ещё раз?

Оглядываюсь и сажусь за столик в кафе.

– А чё папа твой здесь делает? – кривится Машка, оборачиваясь.

Слава богу, мой отец додумался сесть не за наш столик, а в другом конце зала.

– Я наказана.

– Господи, это прошлый век какой‑то, Иванка, тебе лет сколько? Им, блин, может на дачу скинуться, чтобы они свою энергию пустили в мирное русло? Помидоры бы с кабачками сажали. А то такое ощущение, что им обоим ваще делать не хер.

Пожимаю плечами.