Четверо за спиной

– Это взвар для князя Беригора. Он его с детства любит. Каждый день свежий завариваем. Как тетушка князя научила.

– Там ведь травяной сбор? – наклоняюсь и принюхиваюсь.

– Твоя правда госпожа. Мята, чабрец, душица, а еще зверобой и пустырник. Диво, как вкусно получается. Мы и себе тоже завариваем. Жажду хорошо утоляет, особливо в жару. Али как у нас – на кухне.

В знак хорошего ко мне расположения, кухарка самолично наливает мне кружку напитка. И правда вкусно, куда там всяким газировкам! Освежает, бодрит, туда еще ложечку меда и я точно подсяду на такое, не меньше князя. Но это – потом. Благодарю за великодушие и покидаю поваров на самой дружеской ноте.

Хватаю за руку Смешку и велю найти мне музыкантов, которые будут на пиру развлекать. Моя проныра охает, но через переходы послушно выводит в сторожку на заднем дворе, где те ждут своего часа. Ребята быстро схватывают идею, ловя звуки на лету. Конкуренция подстегивает, надо быть лучшими.

Добившись и закрепив результат, возвращаюсь к себе и погружаюсь в ванную. Я все‑таки девочка, которая сегодня имела трехдневную норму физических нагрузок. Смешка все исполнила в точности: от воды идет тонкий аромат лаванды и ромашки. Время расслабиться. Нежусь в ванной, смывая усталость и пот, но недолго. Иначе вконец разморит. После чего нехотя выползаю, преодолевая желание завалиться на постель и укрыться с головой. Высушиваю волосы, благо дело они короткие, по плечи. Собираю тонкими резинками у лба в три небольших хвостика. В каждом делаю пробор посередине, протаскиваю в него полностью хвост, проворачивая по часовой стрелке. После чего немного вытягиваю волосы хвостов у корней, придавая им пышность. Собираю все массу волос на затылке и также проворачиваю. Получается очень необычно, для местных, привыкших к обычным косам, так вообще непойми что – узлы из волос. Копошусь в косметичке, выискивая декоративку, брала с собой минимум. Как же неудобно орудовать с маленьким зеркалом! Эх, где моя ванная и арсенал на полках…

Аккуратно подвожу глаза карандашом, растушевываю, чтобы казались больше, а цвет глубже. Тональника нет, поэтому одеваюсь после макияжа. В моих закромах была одна рубашка, которую я хотела одеть на открытие фестиваля. Она из ярко‑синего переливающегося шелка, золотом вышита жар‑птица на всю спину, еще две – на плечах, словно обнимают крылами и хвосты распушили по рукаву. Надеваю коричневые кожаные брюки, высокие сапоги. Рубаху подпоясываю широким корсетным поясом с тремя пряжками из темно‑коричневой кожи. Пояс красив, на нем оттиски узора в виде дубовых листьев и желудей. Талия при этом кажется немыслимо тонкой. Сама себе напоминаю изящную статуэтку, хочется взлететь от предвкушения. Последними одеваю серьги. Это золотые павлины, кокетливо оглядывающиеся на завитушки сложенных роскошных сине‑зеленых хвостов. Чуть трогаю розовой помадой губы и критически осматриваю себя с ног до головы. Наряд смотрится так гармонично, что чувствую, как сама себе нравлюсь. Поворачиваюсь к притаившейся Смешке.

– Ну как?

– Госпожа, ты как жар‑птица, – восхищено шепчет девочка, – аж глазам больно!

– Думаешь?

– А то!

– Смешка, а когда мне на пир идти‑то? Позовут или как?

– Князь, наверное, за тобой слугу пришлет, чтобы проводить. У нас же вообще не принято женщинам на пиру быть.

– Это еще почему?

– Невместно это. Чтоб на чужую жену глазел кто.

– А жены что, из домов не выходят совсем?

– Почему? На торжище могут пойти. Али на праздник какой. На Купалу…

– Значит туда можно, а на пир – никак?

– Я не знаю, – протянула Смешка, – на ярмарку они с кметями‑охранниками могут пойти. Да с мамками‑няньками. А тут…

– А тут – княжий двор и муж рядом. Куда как безопаснее.

– Не ведаю я. Как‑то так испокон повелось…

– Странно.

Раздается короткий стук в дверь. Смешка бросается открывать, я следом выхожу из опочивальни, чтобы встретить посыльного. И останавливаюсь в изумлении. В светлицу входит сам князь собственной персоной. В темно‑красной шелковой рубахе, что ладно сидит на его фигуре, в вороте сдержанно поблескивает золотая цепь с медальоном. В темных волосах замечаю обруч, украшенный самоцветами, который придает еще больше величественности. Ох, и хорош! Мы останавливаемся и беззастенчиво разглядываем друг друга. В его зелено‑голубых глазах загорается мужской интерес, и это изрядно тешит мое женское эго.

– Князь, да ты просто ослепительно выглядишь, – от чистого сердца произношу я.

– Это ты, Ярославушка, хороша, как Леля. Глаз не оторвать, – ласкает меня взглядом Велеслав.

– Ну, раз оба такие красивые – надо бы к людям, им принести немного красоты? – улыбаюсь я.

– Пойдем, языкастая, – в ответ улыбается князь и протягивает мне руку. Я вкладываю свои пальцы в его ладонь. Неожиданно он берет мою руку в свои ладони и подносит к лицу, – не пойму, как такая ручка с тонкими перстами может столь лихо мечом владеть?

– Рука у меня тяжелая, князь. Поэтому. Я могу так по плечу хлопнуть, что мужики кривятся.

– Экая ты… Столько в тебе всего. Чем больше узнаю, тем меньше понимаю.

– Говорят, что в каждой женщине должна быть изюминка. А я выходит – пирог с изюмом?

Со смехом князь выводит меня из горницы. Все также продолжая держать меня за руку, вводит в трапезные палаты.

Это целый зал, просторный, с полукруглыми сводами. Стены богато расписаны желто‑золотыми узорами на красном фоне. Витиевато украшен светлый, бежево‑золотистый потолок, скамьи покрыты алым бархатом. Заставленные разными закусками и соленьями широкие столы стоят у стен. Предупредительные слуги толпятся у входа, готовые начать подачу горячего.

В просторных палатах уже собрались приглашенные принарядившиеся гости. Публика, как я поняла, двух категорий. С одной стороны – столы занимает старшая дружина, суровые бородатые воины, большинство из которых я видела на ристалище. С другой – бояре и прочие знатные «гражданские», разодетые куда как более богато – в расшитые золотом одежды, с разноцветными перстнями на пальцах. А на лицах куда как больше высокомерия, чем у вояк. Увидев меня многие начинают кривиться, кто‑то возмущенно фыркает, склоняясь к уху соседа.

Но когда мы подходим ближе, мгновенно стихают все разговоры, с лиц сбегают ухмылки и спесь. В настороженной тишине мы с Велеславом идем к центральному столу, наши шаги отчетливо слышны, несмотря на толстый ворс ковров. Чувствую скользящие по телу ощупывающие взгляды. Разные – от заинтересованных до липких. Но они меня не трогают, на презентациях проектов или «на ковре» у начальства и не такое бывало. Смотрю прямо перед собой, нацепив на лицо самое надменное выражение. Рука князя держит мои пальцы крепко и уверено, и это придает уверенности мне. Кого или чего мне бояться? Самый крутой мужик в этом городе держит меня за руку, вон, пир в мою честь устроил. И выгляжу я на все сто, не стыдно с ним рядом идти. Так что пусть шипят или слюни утирают. Нет мне до этого никакого дела.