Что скрывает правда

Конвей закрывает входную дверь и слышит, как щелкает замок. Монмут‑хаус стоит на углу, поэтому у Марины Фишер, в отличие от ее соседей, есть боковой вход в дом и ей не надо решать неразрешимую проблему, с которой сталкиваются все владельцы блокированных георгианских домов от Бата до Блумсбери: что делать с чертовым мусорным баком. Баки Фишер прямо у боковой калитки, аккуратно спрятаны под специально построенным навесом, увитым клематисом. Конвей открывает один и, как ожидал, на самом верху находит бутылку из‑под шампанского. Он убирает ее в пакет и уже собирается опустить крышку, когда обращает внимание на то, что лежит под бутылкой. Слегка хмурится, секунду сомневается, а затем лезет в свой чемодан за еще одним пакетом.

 

* * *

 

Адам Фаули

7 июля 2018 года

20:15

– Понимаю, сейчас поздно и жарко, сегодня суббота, и все вы предпочли бы вести допрос за стаканом холодного пива, но я просто хочу собрать первые впечатления, пока они свежие.

Я оглядываю их. Эв, Куинна, Асанти.

– Итак, кому из них вы верите? Предупреждаю, вопрос без подвоха.

– Если б вы потребовали ставить на кого‑то из них, я поставила бы на Моргана, – говорит Эверетт. – Он ответил на все вопросы, поддерживал зрительный контакт. Даже признался, что она нравилась ему, что, как он наверняка знает, только усложняет дело. Но ему задавались вопросы, и он давал честные ответы.

Я поворачиваюсь к Куинну:

– Ну а ты что?

Он пожимает плечами:

– Не могу понять, что Морган вообще здесь делает. Ничего же, по сути, не случилось. Зачем устраивать это дерьмовое шоу? И одновременно рисковать своей карьерой? Он не дурак и наверняка понимает, что вероятность обвинительного приговора сто процентов.

Эв смотрит на него:

– Ты тоже сказал бы, что «ничего же по сути не случилось», если б все поменялось местами? Если б на их месте был мужчина‑преподаватель и женщина‑студентка? Нет, естественно, не сказал бы.

– Я знаю, что мы все это знаем, – ровным голосом говорит Асанти, переводя взгляд с одного на другого, – но сексуальное нападение никак не связано с сексом. Тут все дело во власти. А в этих отношениях власть у Фишер. Если б она злоупотребляла этой властью каким‑нибудь другим способом – я имею в виду, академически, – тогда у Моргана было бы полное право подать жалобу. Почему здесь должно быть по‑другому?

Куинн качает головой:

– Он все равно сильно рискует…

– А что насчет нее? – перебивает его Эв. – Зачем домогаться студента, когда знаешь, что он может пойти к руководству колледжа и пожаловаться? Вот это точно риск.

– В том‑то и суть, – говорю я. – Оба они рискуют. Морган сам так сказал на допросе. Он сказал, что любой, кто работает в этой области, должен быть готов к риску, иначе они никуда не продвинутся.

Эв хмурится:

– Что, по‑вашему, они стоят друг друга? Вы это хотите сказать?

– Я говорю, что перед нами два человека, которые, вероятно, в отличие от большинства, готовы играть по высоким ставкам.

Наступает пауза. Они плохо представляют, что нам это дает. Если честно, я тоже.

– Я вообще не знаю, при чем тут уголовный розыск, – бормочет Куинн. – И тем более вся экспертная команда.

Куинн в своем духе, но на этот раз я ему сочувствую. Будь у меня выбор, я бы не привлек всю команду, однако мы не можем отвертеться под предлогом более срочного дела, и – что еще важнее – я предвижу, что рано или поздно главный констебль начнет «проявлять интерес», или «просто проверять», или делать нечто, что его личный помощник обзовет каким‑нибудь обтекаемым термином. Как выразился бы мой первый инспектор, «это всего лишь предложение, но не будем забывать, кто его делает».

– Есть кое‑что насчет Фишер, – наконец говорит Асанти. – Я еще не понял, но тут точно что‑то не так. Весь этот бред насчет того, что она не может вспомнить, – уж больно все удачно, если хотите знать мое мнение.

– С другой стороны, – говорю я, – почему Морган не упомянул о порванном платье? Он честно признал, что была физическая потасовка, – почему не признать, что во время нее было порвано платье?

Эв пожимает плечами:

– Может, он этого не понял? Может, он просто не помнит?

Куинн пренебрежительно хмыкает и смотрит в сторону.

– Ага, вот именно. Он ничего не помнит, она ничего не помнит… Он сказал, она сказала… Все это чушь, от начала и до конца.

Я вижу, что Эв собирается возразить, и решаю вмешаться:

– Ладно, на сегодня для всех нас хватит. Но детектив‑констебль Куинн прав насчет одного: так уж получается, что Королевская прокурорская служба никогда не согласится работать с этим. Если мы получим ДНК с тела Моргана, вот это будет совсем другая история. А пока, нравится нам это или нет, мы не можем игнорировать тот факт, кем является его мать. Ни в малейшей степени. К тому же я сомневаюсь, что она нам это позволит. Помните те дебаты о сексуальном насилии, что состоялись пару месяцев назад? Она тоже там участвовала, хотя жертвой был не ее сын.

Куинн тяжело вздыхает:

– Только этого нам не хватает. Чтобы нас со всей высоты облил дерьмом высокопоставленный политик.

– Точно, – говорю я. Потому что подобное отношение никуда не приведет ни нас, ни Куинна. – Так что не доставим ей такого удовольствия. Экспертиза будет готова через пару дней, и это если нам повезет. А пока надо подтвердить показания Моргана у его девушки и поговорить с коллегами Фишер. Здесь и там, где она работала раньше. Я хочу знать, был ли хоть малейший намек на нечто подобное. И проверьте, кто из этих людей был приглашен на ужин в Байллиол, – давайте посмотрим, сможем ли мы выяснить, были ли какие‑нибудь признаки ущерба, когда она уходила, в каком состоянии была она сама или ее платье.

– Только нам надо быть очень осторожными, – говорит Асанти. – Заявления подобного рода разрушат ее карьеру. И если выяснится, что она этого не делала…

– Вот именно. Действуем чрезвычайно осмотрительно. Я хочу слушать, что крутится на мельнице слухов, а не запускать ее.

Я встаю. Асанти что‑то пишет. Эв собирает свои вещи. Куинн чем‑то взволнован.