LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Цыган

Клавдию здесь знали. Открыв дверь с табличкой, она убедилась, что девушка ее не обманула. В кабинете у председателя действительно были люди. Сам Тимофей Ильич сидел на своем месте в углу под большой картой земельных угодий колхоза, между тумбами письменного стола были видны его черные сапоги. Сбоку от него, опираясь растопыренными пальцами обеих рук о край стола и вкрадчивым движением подавшись к Тимофею Ильичу, стоял бухгалтер колхоза. Третьего человека в кабинете Клавдия не смогла угадать, потому что стоял он перед столом председателя спиной к двери. И вообще этот черноволосый мужчина в синем костюме был, кажется, ей незнаком. Она не помнила, чтобы у кого‑нибудь из местных мужчин были такие же черные, до синевы, волосы. И голос этого человека, глуховатый, густой и как будто смягченный усталостью, она слышала впервые.

– Так не отдашь? – спрашивал он председателя колхоза.

Тимофей Ильич, откидываясь на спинку стула внушительным туловищем, в свою очередь спрашивал его:

– Мы с тобой этот обмен договором оформили?

– Оформили.

– Полюбовно?

– Полюбовно.

– Так что же ты теперь от меня хочешь?

Черноволосый махнул рукой:

– Договор – бумага. Через час кобыла пала.

При этих словах бухгалтер, не отрывая рук от края стола, с живостью извернулся в его сторону всем телом:

– Где?

– Как только доехали на ней до того хутора, что под бугром, она и легла.

Бухгалтер так и повернулся на каблуках вокруг своей оси и, обхватив живот руками, бросился к противоположной стене:

– Ой, ратуйте, люди добрые! В кои веки нашелся хороший человек: цыгана обманул!

– Я вижу, тут у вас не один жулик, – с презрением в глуховатом, мягком голосе сказал черноволосый мужчина.

Теперь Клавдия уже полностью догадалась, о чем шел разговор в кабинете у председателя. Она уже слышала об этой истории. Еще недели две назад кладовщик Федор Демин, отпуская ей обрат для поросят, с веселым хохотком рассказывал, как недавно отличился их председатель колхоза. Никому до этого не удавалось надуть цыган, а ему удалось. Цыгане разбили на станичном выгоне свои шатры и пришли к Тимофею Ильичу с предложением обменять полтысячи лопат на хорошую лошадь. У них, оказывается, одна лошадь только что пала в упряжке, а они кочевали на постоянное местожительство в соседний район, чтобы кузнечить там и работать конюхами в колхозе. Тимофей Ильич согласился и отдал им за лопаты ту самую кобылу, что зимой на Дону провалилась в прорубь. С той поры у нее стали чахнуть все внутренности, хотя по виду она оставалась все такой же исправной лошадью. Ее уже назначили под нож, когда подвернулись цыгане.

Тимофей Ильич договаривался с ними по всем правилам. Недоуздок передавал их главному цыгану честь по чести, из полы в полу. А как только цыгане отъехали от станицы, она возьми и грохнись об землю сразу со всех четырех ног…

И, недоумевая, почему это Клавдия не только не разделяет его веселья, а, совсем наоборот, как‑то даже потускнела, кладовщик Федор Демин с сердцем сплюнул:

– Тю, дуреха! Да ты никак опять цыган испугалась?.. То‑то, я вижу, вся изменилась с лица. Вот дура так дура, чисто малое дите. Да уже и малые дети их перестали бояться. Мой пацан как увидит шатры за станицей, так и торчит там с утра до вечера. Теперь не цыган надо бояться, а водородной бомбы! – И он опять захохотал, закрутил головой. – Нет, ты только подумай, самим цыганам сумел полумертвую кобылу всучить! А еще говорят и пишут в районной газете, что наш председатель – плохой хозяин.

 

Знала бы Клавдия, что ожидает ее за дверью с табличкой «Председатель колхоза», ни за что не пренебрегла бы предупреждением накудрявленной, как барашек, девушки и повернула бы от этой двери обратно. Но было поздно, она уже вошла в кабинет, уже и Тимофей Ильич успел ее заметить и кивком головы дал понять, что ей придется подождать, пока он освободится. При этом он не прерывал своего разговора с цыганом:

– Но‑но, ты меня жуликом не величай, ищи жуликов где‑нибудь в другом месте!

Бухгалтер ввернул:

– За это можно и статью припаять. Как за клевету.

– Что такое жулик? – глубокомысленно спросил председатель. И сам же ответил: – Это тот, кто для своей личной выгоды старается с другого человека семь шкур спустить. А я – не лично для себя – для колхоза беспокоюсь. Вон хоть у этой женщины спроси, она за колхоз кому угодно горло перервет. Как ты, Клавдия Петровна, считаешь?

Еще этого ей недоставало! Но и не могла же она согласиться с тем, с чем никогда не соглашалась в жизни.

– Если, Тимофей Ильич, по правде, то надо бы эти лопаты людям вернуть.

Черноволосый полуобернулся и бросил на нее через плечо взгляд. Она не могла его заметить, потому что отвечала, не поднимая глаз от пола. А Тимофей Ильич, услышав ее слова, поморщился. Не такого ответа ожидал он от Клавдии Пухляковой.

– Что такое, между прочим, правда? Это не что‑нибудь вообще. Если для колхоза польза, то, значит, наша правда.

Горькое презрение и насмешка сплелись в словах цыгана:

– Ты что же, председатель, надеешься так свой колхоз поднять?

Тимофей Ильич встал за столом, выпрямился.

– Цыган меня марксизму учит?! А где ты был, борода, когда я эти штуки зарабатывал? – И с этими словами он распахнул свой пиджак.

Цыган подался вперед, с уважением всматриваясь в его награды:

– Молодец, не зря воевал. Где я был? Там же, председатель, где и ты.

И он спокойно отвернул обеими руками борта своего темно‑синего пиджака, ослепив всех в комнате, в том числе и Клавдию, блеском целого, что называется, иконостаса орденов и медалей. Перед ними стыдливо потускнели медали председателя, потому что у цыгана было их неизмеримо больше и из них выступали два ордена: Красного Знамени и Славы.

Даже бухгалтер не удержался:

– Вот это ну!

А Тимофею Ильичу ничего другого не оставалось, как незаметно запахнуть пиджак, пряча более скромное серебро своих наград. Не скрывая восхищения, он вышел из‑за стола, чтобы поближе рассмотреть награды на груди у цыгана:

– Так вот ты, оказывается, какой цыган! Где же ты их сразу столько заслужил?

Цыган сухо ответил:

– В разведке. Но это к делу не относится. У нас тут с тобой не вечер воспоминаний боевых друзей. Сперва отдай распоряжение, чтобы вернули лопаты, а потом уже спрашивай.

Тимофей Ильич положил руку ему на плечо.

TOC