Дочь твоего врага

– Ждем вашего координатора, а так все готово, думаю, через недели две он пойдет за решетку или к своим родителям, – усмехается самодовольно Захаров‑старший.

– Мой информатор, конечно, принесет все, что надо, но вы понимаете, что это за человек, – в голосе мужчины так и читается страх. – Вы понимаете, что он хуже своего отца, безжалостнее. Если мы проиграем, то он просто сотрет нас в порошок, мы будем кормить рыб, если не хуже!

– Тихо, тихо, Дмитрий Олегович, все под контролем, не переживайте, он ничего не сможет сделать и сгинет вместе со своим родителям. – Смотря в глаза собеседнику, говорит Тимофей Ярославович. – Он у нас на крючке, не стоило ему тогда воскресать.

Не понимаю, о чем они говорят, но мне это не нравится. Мне вообще ничего тут не нравится, много интриг и опасностей. Но самая главная опасность для меня – это мой муж, который сейчас обнимает меня за талию. Сжимаю в кармане платья маленький флакончик, он хоть немного успокаивает меня.

– Хорошо, тогда мой информатор скоро принесет еще информацию, и можете начать хоть что‑то делать.

Мы уходим, и к нам уже спешит мой отец с матерью. Они улыбаются, видя нас, а я не хочу их видеть. Но Глеб упорно не отпускает меня, не давая даже отойти в туалет.

– Не хочу… – только шепчу я.

– А тебя никто не спрашивает, – опять сквозь зубы произносит мой теперь уже муж, улыбаясь моим родителям. – Здравствуйте, Александр Николаевич, сегодня нам не удалось поговорить…

– Да, да, но сегодня я отдал тебе самое ценное, мою младшую и любимую дочь Арину! – с гордостью произносит отец. А мне хочется рассмеяться ему прямо в лицо. Если бы он любил меня, он бы не сделал то, что делает сейчас. Не отдал бы меня ему.

– И я благодарен вам, – учтиво улыбаться Глеб. – И, конечно же, вы заручитесь поддержкой моего отца.

– Правильно, ведь теперь мы семья, – самодовольно произносит отец, улыбаясь тоже.

Наконец‑то меня оставляю одну, так как мужчинам нужно пообщаться наедине. Хотя как одну, рядом со мной стоит мама, и я чувствую, как Глеб то и дело смотрит на меня.

– Арина… доченька… – опять говорит мама виноватым голосом, избегая смотреть на меня. – Что у вас произошло с Яночкой, она сказала, что ты выгнала ее…

– Да, мама, это так, – холодно произношу я, нет смысла врать. Мама вскидывает на меня шокированный взгляд.

– Но как же… вы же сестры… – все еще не верит, что я это сделала.

– Я больше не чувствую этого, она считает меня ненормальной и вруньей, тогда пусть думает, что это и правда так, – в моем голосе сарказм.

Потому что я не могу уже притворяться, делать вид, что все хорошо. Делать это для нее, чтобы не разрушить ее хрупкий мир, который итак уже трещит по швам. Мой уже давно разрушен, они не пожалели меня и теперь я тоже не хочу жалеть, бью по самому больному. Отец уже получил, что хотел, но ценой своей дочери.

– Ариночка, прошу, помирись с Яночкой, вы же сестренки, – умоляюще смотрит на меня мать. – Я уже смирилась, что ты обижена на нас с отцом. Хотя мы все делаем для твоего будущего. Но Яночка тут не при чем!

– Для своего будущего, мама, только для своего! – опять холодно. – Мы больше не сестры. Больше у меня нет семьи.

Она вздрагивает. А я не чувствую ничего, в моей душе уже все оборвалось. Кровь уже текла из моего сердца, и сейчас там огромные шрамы, которые никогда не затянутся. По крайней мере они уже не кровоточат.

Отхожу. Хочу уже уйти в туалет. Но перед самым выходом меня опять ловит Глеб.

– Куда собралась? – спрашивает он, грубо встряхивая.

– В туалет, мне нужно в туалет!– тоже не остаюсь в долгу, отвечая ему громко.

– Первый и последний раз предупреждаю – никогда не повышай на меня голос, – почти рычит он, больно хватает за подбородок, сжимая скулы. Хватаюсь за его руку, чтобы отцепить его, но это практически невозможно. – И только подумай о какой‑либо глупости. Я тебя потом из‑под земли достану!

Он еще несколько секунд смотрит на меня, а потом отпускает, отталкивает так, что я больно ударяюсь об стену.

– У тебя минута, не успеешь, получишь сегодня ночью двойное наказание, – произносит он, смотря на свои дороги часы. – Время пошло, я буду ждать тебя на этом месте.

Он не шутит. И меня правда будет ждать наказание. Я чувствую, как по щекам опять сейчас польются слезы. Поэтому быстро скрываюсь за дверью.

Через несколько секунд выхожу обратно. Он стоит на том же месте.

– Молодец, быстро учишься, – довольно произносит он. – Но я все же предпочел бы тебя наказать. Может, в следующий раз… – усмехается он, облизывая свои губы и смотря на меня сумасшедшим взглядом, от которого у меня бегут мурашки. – Пошли, у нас первый танец молодожёнов.

Он сам тянет меня обратно в зал, где нас и правда ждут. Остальная часть вечера мне кажется бесконечной. Многочисленные люди, с которыми я практически незнакома. Тут нет моих друзей или даже знакомых. Мои родители даже не спросили, хочу ли я кого‑либо пригласить, но чиновника из столицы они не могли не позвать. Поэтому мне приходится по сто раз здороваться и натягивать счастливую улыбку. К концу вечера у меня болят мышцы лица. У меня начинает болеть голова. А еще в голову приходит осознание того, что Глеб не отпускал меня весь вечер, и я не смогла осуществить задуманное. Это значит – у меня есть только единственная попытка. В отеле, куда мы поедем.

В конце праздника выносят огромный торт. Все восхищенно аплодируют и начинают снимать, как мы разрезаем его. Еще одна череда пожеланий и все.

Глеб сам ведет меня к черной тонированной машине. Лихорадочно думаю, что же делать дальше. Через некоторое время мы останемся одни, и мне уже никто не сможет помочь. Сжимаю в руках маленький флакончик в кармане. Боюсь, что он заметит его, поэтому делаю это украдкой.

Мы едем не долго, и приезжаем в пафосный отель в центре города. Парень, не отпуская мою руку, ведет меня к входу, где нас уже ждут с ключ‑картой. Чувствую, как у меня начинает дрожать все тело. Времени остается все меньше, катастрофически мало, я могу просто не успеть. Мы едем в лифте на пятнадцатый этаж. Глеб, не отрываясь, смотрит на меня, и с каждой минутой его взгляд становится все темнее, а мне от этого становится все страшнее.

Мы выходим, тут всего лишь одна дверь, и мы направляемся к ней.

Как только заходим, мой взгляд сразу же мечется по всей комнате, единственной комнате!

– Мне нужно в туалет… – говорю неуверенно, и почти бегу в его сторону, но меня резко хватают за руку и почти отшвыривают в сторону, так что я падаю.

– Никуда не пойдешь, сучка! – почти рычит Глеб нечеловеческим голосом. – Думаешь, я не знаю, чего ты хочешь!

И он кидается на меня, дергая карман моего платья, почти разрывая его, и достает мой маленький флакончик.

– Думаешь блять, что я такой тупой! – он с силой дает мне пощечину, так что меня не удерживают руки и я ложусь спиной на ковер. Смотрю на этого уже обезумевшего зверя, а он звереет еще больше.

– Ты думаешь, я не знаю, что ты хочешь! Хотела весь вечер! – орет он мне в лицо, вторая пощечина сильнее первой, у меня темнеет в глазах, а на губах я чувствую металлический привкус крови.

Я уже молюсь, чтобы все это закончилось. Чтобы я как можно скорее потеряла сознание. Я боюсь боли, которая может последовать потом.