Дочь твоего врага
– Яна, помоги мне! – шепотом говорю я, когда она убирает телефон обратно. – Помоги мне сбежать отсюда. Эта свадьба станет моими похоронами.
Она смотрит на меня, и я не понимаю ее эмоций. Словно она надела маску.
– Яна, ты моя последняя надежда…
– Так, стоп! – останавливает она меня громко. – С чего ты решила бежать?
– Яна, Глеб садист! Ты видела новости, фотографии изуродованных жертв! Эти дела каждый раз заминают, но это правда! Он убийца. И родители хотя отдать меня за убийцу! – хватаю ее за руку, умоляюще смотрю на нее.
– Что за бред, Арина, – фыркает она. – Сказали же, что это серийный маньяк, его уже посадили…
– Это фальш, Яна, сделали специально, чтобы отвести подозрение от него, Яночка, сестренка, умоляю тебя, помоги, – чуть не плачу опять. – У меня есть сбережения, я уеду! Только помоги мне выбраться из города. Прошу!
Она еще примерно минуту смотрит на меня, но в ее глазах я вижу не сочувствие, а холодность. И я ощущаю, как с этим мое сердце леденеет, перестает биться, не качая больше крови. Ведь это конец.
– Арина, ты несешь полный бред, это все доказано, его поймали! Это был он! – уверяет она меня. – Папа сказал, что ты будешь нести такое, чтобы убежать со свадьбы. Я не верила, но сейчас вижу, что зря.
Что‑то в моей душе тоже обрывается. Убираю руки с ее руки и отхожу, не хочу ее видеть тоже. Лучше пусть они не появляются.
– Ты должна быть благодарна, что на тебя посмотрел такой парень при богатом папочке! – теперь она сама наступает на меня. – Скажу честно, ты слишком… в общем серая мышка, скучная, не интересная. А мужчинам нужно другое, поэтому, Арина тебе повезло, ты должна быть благодарна за это!
Первый раз мне хочется плюнуть ей в лицо, сделать гадость, такую же, которую она сама делала в детстве. Но я только сжимаю кулаки.
– Убирайся… – тихо говорю я, чувствуя, как начинаю дрожать всем телом.
– Что? – сестра на слышит, что я говорю, а может и не хочет слышать.
– Я говорю, убирайся! – уже более громко. – Пошла вон отсюда!
И сама толкаю ее из комнаты.
– Ты ебанутая! – только визжит она. – По тебе психушка блять плачет! Да я…
Но я уже не слышу, что она говорит, просто закрываю двери перед ее носом. Не хочу никого видеть. Иду к окну и почти ломая ногти раскрываю его.
Пахнет весной, но в моей душе уже зима. Забираюсь на подоконник. Вижу как по небу летают птицы. Я тоже хочу так, хочу улететь далеко. Туда, где меня не найдут, где я могу начать все с начала…
Хватаюсь за холодную металлическую решетку, уже высеченную так, что на руках остаются куски краски. Часть решетки впивается в кожу, ранит. Но мне не больно. Моя боль сильнее где‑то там глубоко, в душе.
Вот моя реальность, клетка. Золотая клетка, в которой я должна провести всю жизнь. Но этого не будет! Никогда!
Слышу шуршание сзади, и дверь с грохотом открывается. Я не знаю, кто там, но они явно пришли по мою душу.
– Не дури, Арина, тебе не выбраться.
Ты прав, отец, мне не выбраться. Хотя у меня остался единственный способ. Все или ничего .
– Пойдем, нас ждут. Ты выходишь замуж!
Глава 7
– Согласны ли вы, Арина Александровна, выйти замуж за Захарова Глеба Тимофеевича, – спрашивает священник, бубня.
Я даже не смотрю на своего жениха. Меня тошнит от него, от всего этого. А еще мне страшно. Его руки держат мои, но мне кажется, они сжимаются в тисках. Я молу, просто не могу вымолвить ни слова. Меня хватает только чтобы стоять тут. Притворяться, что я жива, хотя в душе я давно умерла.
Священник даже не слушает моего ответа, он только кивает сам себе. И начинает обращаться к Глебу. Тот в отличие от меня улыбается. Может показаться, что его взгляд выражает любовь, но это не так. Это одержимость, взгляд сумасшедшего. Больного человека, который уже скорее всего думает, что будет делать сегодня со мной. Или уже придумал и предвкушает это.
Священник заканчивает речь и просит обменяться кольцами. Надеваем их друг на друга. Мои руки дрожат, я практически не вижу ничего перед глазами. Потом Глеб тянется к моим губам. Не хочу, стараюсь увернуться, но он больно фиксирует меня, сжимая руки на моей талии, вариантов отстраниться нет. Целует, хотя нет, это не поцелуй. Он терзает мои губы, кусает и слизывает кровь. А мне приходится только терпеть и в душе горько рыдать.
– Сегодня ночью я научу тебя послушанию… – слышу совсем тихое рядом с ухом. Этого никто не слышит, но для меня это словно гром среди ясного неба.
Он отстраняется и улыбается, так что все начинают радостно аплодировать. Не смотрю ни на кого. Эти люди не понимают, что сейчас происходит. Для них это праздник, торжество, они пришли вкусно поесть и посмотреть на зрелище, не зная, что творится на самом деле.
После церемонии к нам хотят подойти, Глеб с радостью принимает поздравления, а я хочу уйти. Теперь даже натягивать улыбку мне становится все сложнее.
– Я пойду, мне что‑то не хорошо, – говорю я, хочу уже уйти, но меня хватают за руку и тянут на себя.
– Стой тут! Не смей опять уходить, здесь важные гости, будь более улыбчивой, а то накажу еще сильнее, – сквозь зубы произносит Глеб, улыбаясь всем.
Он так и не дает мне уйти. Мы подходим к паре примерно возраста моих родителей, так же к нам присоединяется Захаров‑старший.
– Дмитрий Олегович, я очень рад видеть вас у нас сегодня на торжестве, – Тимофей Ярославович улыбается мужчине.
Я пытаюсь вспомнить, где видела этого тучного мужика, потому что его лицо мне очень знакомо.
– Конечно, как я мог не прийти, такое торжество, и вообще Глеб мне как сын почти, – усмехается мужчина.
И тут ко мне приходит осознание того, где я видела его. Этот мужчина ведет дела Глеба. Дела, которые закрывает перед всеми, чтобы парня не посадили. Еще один убийца.
– Вы так прекрасны, Арина, – мужчина смотрит на меня и правда с возвращением. – Тебе очень повезло, Глеб. Будь осторожен.
– Конечно, Дмитрий Олегович, – отвечает парень, улыбаясь, а в его голосе так и скользит язвительность. – Но тут другой случай, теперь Арина – моя жена. И должна меня слушаться.
– Не переусердствуй… – все же настаивает мужчина, но Захаров‑старший вступает в диалог.
– Не волнуйтесь, Дмитрий Олегович, мой сын знает, что делать, они разберутся, – с улыбкой произносит он.
– Хорошо, – все же не веря, кивает мужчина. – А что там с Сафиным?
Немного вздрагиваю от знакомой фамилии.