Дорога поворачивает в рай

– Знаешь интернет‑магазин «Чертово колесо»? Одежда и аксессуары, молодые дизайнеры, нетривиальные марки, вся хуйня?

– Нет, не слышал.

– Вот я там. Контент‑редактор, специалист лив‑чата, контроль отгрузок и склада и бог знает чего еще.

Только кажется, что город маленький. Мы движемся своими маршрутами, и если они не пересекаются, можно никогда не встретиться. В «Чертовом колесе» не торгуют спортивными костюмами и турецкими кожанками, а у меня нет ни малейшего повода заглядывать в автосервис на проспекте Первого мая.

– Ты вообще не изменилась, – говорит Стомпер.

– А ты изменился. Такой мужик теперь… Девушка есть?

– Нет. А у тебя есть кто‑нибудь?

– Тоже нет.

– И давно не было?

Этот вопрос всегда с подвохом. Если я соглашусь, он подумает, что я голодная и на всё согласна. Если скажу, что недавно трахалась, он решит, что я блядь и на всё согласна.

– Не очень, – уклончиво отвечаю я. К счастью, он не вдается в подробности.

Свеча в фонарике догорает и гаснет, мы оказываемся в кромешной темноте. Река молчит, вокруг ни звука, ни души. Стомпер обнимает меня, находит мои губы и целует. Его дыхание слегка отдает спиртным. Он закрывает глаза, я закрываю глаза, мы можем забыть о том, кто мы; не чувствовать ничего, только перекатывать во рту вкус чужой слюны.

– Хочешь, тебя подниму? – Он встает. – Иди сюда.

Я поднимаюсь, обхватываю его шею и взлетаю вверх, прочь от липкого песка, ближе к черному небу. Почему когда земля уходит из‑под ног, так захватывает дух? Стомпер крепко держит меня, наши лица оказываются совсем близко. Зрачки у него расширены так, что не понять, какого цвета глаза.

– Какого цвета у тебя глаза, Стомпер? – спрашиваю я.

– Серые, – говорит он. – Раздвинь ноги.

Я обхватываю его ногами и оказываюсь крепко прижата промежностью к его хую. Он твердый и очень большой. Мне жарко, я задыхаюсь. Сердце разделяется на сотню частей и колотится во всём теле. Луц был прав: я слишком давно не трахалась и умираю от голода. В голове ни одной мысли, только желание. Я согласна на всё, но в обращенном ко мне вопросе предлагается исключительно секс.

– Тебе так нравится? – спрашивает Стомпер.

– Нравится.

– Хочешь так?

– Хочу. – У меня перехватывает дыхание, я продолжаю шепотом: – Делай так, мне нравится…

Он опускается на колени, укладывает меня на плед.

– Со школы хотел тебя трахнуть, – признается Стомпер и запускает руку мне под платье. Я кончаю от первого же прикосновения, закусываю губу, чтобы не застонать. Сквозь тело проходят разряды, темнота густеет, накатывает на меня, как чернильная река, – и я не понимаю, что просто закрыла глаза.

Стомпер останавливается, шарит по карманам, матерится сквозь зубы. Темнота выносит меня на берег вместе с водорослями и мусором, я открываю глаза, приподнимаюсь на локте.

– Что случилось?

– У тебя есть гондоны?

– А у тебя нет, что ли?

– Да блядь, забыл в другой куртке.

– Ну ёпт… У меня тоже нет. И что делать?

– Может, так? – с надеждой спрашивает Стомпер. – Просто не буду в тебя кончать.

– Обойдешься. Тут аптека есть?

– Откуда тут аптека? Уже по‑любому всё закрыто.

Трагедия в том, что мы учимся сексу по фильмам, где не бывает мучительно неловких диалогов об аптеках и гондонах. От моего возбуждения не остается и следа. Я откидываюсь на спину и смотрю в пустоту, раскинувшуюся перед глазами. Стомпер утыкается лицом в мою шею, шарит у меня под юбкой и шепчет:

давай, давай, не бойся, вся ответственность на мне, я здоров, я доверяю тебе, я знаю, что делаю, не бойся, я сделаю всё, как надо, я хочу, умираю, как хочу тебя, ты такая красивая, у тебя такие глаза, такие губы, я хочу целовать тебя, хочу любить тебя, хочу трогать тебя здесь, ты такая влажная, просто позволь мне, я обещаю, я сделаю тебе хорошо, я всё сделаю для тебя, раздвинь ноги и позволь мне

Слова цепляются друг за друга, становятся единым целым, но не убеждают меня. Я отталкиваю его руку, сажусь прямо, поджав под себя ноги.

– Мне пора домой.

– Нет, Франка, не делай со мной такого… – Можно подумать, что трёхлетка клянчит мороженое. – Посмотри, что ты сделала; потрогай здесь.

Он тянет мою вялую руку, кладет ее на свой член, рвущийся сквозь джинсы. Я не отдергиваю ее, пусть лежит.

– Видишь? Всё из‑за тебя. Не жалко его? Завтра будет болеть так, что я штаны не смогу застегнуть.

Я стараюсь не засмеяться в голос, кусаю и без того опухшие губы.

– И чего ты хочешь? Чего он хочет?

– Возьми в рот.

– Отлично придумал. Ты кончишь, а я что? Благодарим за участие в кастинге, ждем вас в следующем сезоне?

– Хочешь, чтобы я тебя вылизал?

– Не надо жертв. Могу подрочить тебе, если хочешь.

– Блядь, хоть так.

Он расстегивает джинсы, я запускаю туда руку и, как кролика из шляпы, достаю его член.

– Сожми сильнее, – говорит Стомпер. – Не бойся, не сломаешь.

Я стараюсь, но пальцы у меня тонкие и слабые, выходит недостаточно сильно, рука движется неумело. Я боюсь прищемить его кожу кольцами, но если остановлюсь и сниму их, собью настрой. Стомпер стонет «блядь, хорошо, хорошо, еще, сильнее» – и через несколько минут сквозь мои пальцы на песок течет сперма. Я думаю обо всём, что становится мертвым и бесплодным, уходит в землю, но не питает ее.

Платка у Стомпера, конечно, тоже нет. Я протягиваю ему влажную салфетку, он вытирается, застегивает молнию и откидывается на плед.

– Полежи со мной минутку и поедем по домам.

Я ложусь, кладу голову ему на плечо.

– Ты, правда, в школе хотел меня трахнуть?

– Хотел. Ты сидела передо мной и накручивала волосы на палец, как сейчас. Только волосы у тебя были короче.

– И ты представлял, как трахаешь меня?