Двойное соблазнение
– Мне всегда было больно… когда я пробовала… это делать с п‑п‑парнем, – я зажмуриваюсь, готовясь ощутить ужасающую боль. Но Карим не спешит. Неожиданно для меня. Он с нажимом водит мне между ног, размазывая влагу, задевая странные точки, с которыми, как мне казалось, надо обращаться нежнее. Надавливая, даже не проникая внутрь, словно примеряется. С каждой секундой мне кажется, что он скользит все легче и легче.
Боже. Я теку.
– И чем ты тогда хотела меня удивить? – кажется, голос мужчины становится ниже. И задает он все более беспощадные вопросы.
– Я хотела попыта…аа‑а, – не договариваю я. Он толкает член в меня. Медленно. Уверенно натягивает меня. Сжимает запястья сильнее, потянув назад. А я не могу дышать больше вообще от его беспринципного вторжения. От того как он входит в меня целиком и ударяется бедрами об ягодицы.
– Боже. – выдыхаю я.
– Кто там у тебя до этого был? Какой‑то щенок? – он наматывает мои волосы на руку и дергает. Заставляет меня выпрямиться, прислониться к нему спиной, отчего все внутри меня сжимает огромный орган едва ли не до боли. Я и без этого не могу ни слова вымолвить, пораженная ощущениями, – придется вытрахать из тебя эти воспоминания. До конца жизни запомнишь мой член. И как ты текла на него. Скромница, мать твою.
Карим.
Узкая до боли. Внутри горячая, влажная и тесная, сокращается вокруг моего члена, подрагивает от страха и новизны. Не понимает, что из‑за этого кончит очень быстро – я чувствую уже приближение ее оргазма.
Наклоняю ее над столом, перехватив поудобнее и начинаю медленно двигаться. Пусть привыкнет. Один – два подхода и будет со свистом запрыгивать сама, приноровившись.
Горячая кожа отдает запах. Пахнет девица вкусно. Не вульгарно, тонко заводит своим почти невинным запахом, отчего хочется обращаться с ней аккуратнее. Потрогать, погладить, стереть слезы, взять ее сладко раз, другой, третий. Не хочется терять к ней интерес. Хочется, чтобы продержалась подольше. Пусть даже играя из себя невинность. У нее хорошо выходит.
Если признается, что замешана в торговле наркотой, попросится ко мне в постель на постоянной основе – выдеру, как обычно и вышвырну. Тогда интерес точно пропадет. Очарование потухнет, станет ясно, что нет в ней ни черта хорошего и невинного. Хорошие девочки наркотиками не торгуют. Это признание все отменит.
Но пока пусть молчит. Мне нравится. В кайф ей подыгрывать. В кайф вбиваться между тесных бедер, глядя, как она принимает в себя целиком член. Хороших девочек мы с Зауром не трогаем: нечего даже соблазнять, пользуясь их глупостью. После такого не женятся, и жизнь рушить им жалко.
– Какого черта молчишь? – хрипло выдаю я, глядя, как она сжимает губы, жмурясь. Светлая кожа усеяна капельками пота. Стоит на секунду остановиться – замечаю ее дрожь. Не от боли, – можешь стонать, кричать. Это заводит. Или тебя не прет нежно?
– Нет, нет, нет, – выдыхает она, распахнув испуганные глаза, – мне как раз…а‑а… – она не сдерживает тихий стон, когда я вхожу в нее резче. Вдавливаю бедра в ее мягкие полушария. Чтобы до самого нутра достать.
– Или вообще не нравится? Остановиться? Отвечай, – усмехаюсь, повторяя маневр. Еще и еще раз. Чувствуя, как словно в узел скручиваются все органы от ее тесной хватки.
Ну? Что скажешь? Невинная наша.
–– Не надо! Не надо… останавливаться, – на ее глазах начинают блестеть слезы. По тонкому телу прокатывается новая волна дрожи, – пожалуйста, не останавливайся…пожалуйста…боже…
Девчонка выдыхает последние слова, содрогаясь. Черт. Охренеть. Ее накрывает оргазм, потому что внутри нее все начинает бешено сокращаться толчками – мощными, сильными. Она испуганно вскрикивает, дергается, но я прижимаю ее к столу, позволяя пережить новые ощущения.
После она обмякает. Я слышу тихий вздох. Рваный.
Она покорно распластывается по столу под моей ладонью и устало закрывает глаза. Бляха.
– На тебе должок, – сообщаю я ей, вытаскивая член и срывая презерватив. Дьявол с ней. Жалко ее продолжать брать такую. Как насиловать прямо, – будешь быстро кончать – заставлю каждый раз ртом отрабатывать.
Она испуганно распахивает глаза, глядя прямо на мой член, который все еще в боевой готовности. Я надеваю обратно штаны, одергивая футболку.
Она закрывается дрожащими руками, садится на столе и поправляет юбку, покраснев так густо, что звездец.
– Что? – усмехаюсь я.
Она качает головой.
– Просто я… неважно. Я не удивила вообще, да? – она начинает внезапно плакать, закрыв лицо руками, а голую грудь прикрыв локтями. Отчаянно, со всхлипываниями, – я хотела постараться, но ты… и я…
У меня вырывается вздох.
– Давай вещай, коза, – мрачно произношу я, – тебе понравилось быть со мной. Ответишь на вопрос правильно – подумаю над тем, чтобы тебя себе забрать. Не ответишь – все будет уже не так хорошо и сладко. Работаешь на кого? За что деньги передавала?
Ее ресницы вздрагивают. В глазах разливается неподдельное удивление и следом снова льются слезы.
– Я сказала же, что не знаю. Пожалуйста, дайте еще шанс…
Мне хочется закатить глаза. То ли такая актриса, по которой Оскар плачет, то ли ЧЕРТ знает ее. Действительно нежный цветочек.
– Карим, пожалуйста! – вскрикивает отчаянно она, заметив, что я собираюсь уходить. Спрыгивает со стола, нелепо прикрываясь и падает передо мной на колени, – прошу. Я попробую еще раз. Сколько угодно. Я уверена, что у меня получится. Я буду стараться!
Странно, но ее поза не кажется униженной. Хочется пожалеть ее, что ли.
– Успокойся, – бросаю я, – Заур будет думать, что ты беременная. И прикройся. Шмотки потом куплю тебе, – я снимаю с себя футболку, отметив, как расширяются глаза девчонки, когда взгляд падает на мое тело, и кидаю ей.
Против воли появляется на губах усмешка. Маленькая дрянь попалась на крючок своей лжи. И теперь будет принадлежать только мне.
Всего лишь временное развлечение. Не более. Вот и всё.
Я ухожу. Еще не хватало стоять ей там, сопли подтирать.