Единственная

– Тётя Лиза? – неуверенно прошептала Ада, поглаживая пальцем кожаный переплёт блокнота. На сухих страницах той женщине была уделена далеко не одна строчка. – Помните, Вы приносили нам свои яблочные пирожки? Они были посыпаны сахарной пудрой, которая, когда Вы её делали, всегда оставалась на столе и кухонных шкафчиках. Они у вас были ярко‑зелёные, – девушка замерла, пытаясь вспомнить что‑нибудь ещё, чтобы убедить сосредоточенную старушку перед собой. – А ещё Вы всегда делали один пирожок с персиком, специально для меня. Тогда персиков было мало. Вам их привозил муж, но Вы всё равно старались угостить меня, потому что я была маленькая.

Тётя Лиза была в её памяти одним из самых приятных воспоминаний. Уютным и тёплым, как пуховое одеяло. По ночам Аделаида практически укрывалась ими, заставляя себя вновь переживать те ласковые и искренние минуты.

– Ада? – не веря своим глазам, спросила женщина, опуская телефон. Идущие гудки вдруг прервались, а оттуда послышался звонкий голос, но Елизавете он был уже неинтересен. Она, подходя всё ближе к девушке, хлопала ресницами, разглядывая давнюю знакомую. – Боже мой, милая, как ты выросла!

С годами Аделаида стала очень похожей на своего отца. Та же форма лица, тёмные глаза, коричневые волосы. Казалось, только губы в ней остались мамиными, потому что Григорий с сестрой обладали тонкими ниточками, в отличие от пухлых губ Серафимы.

– Тётя Лиза, – Ада вновь не смогла сдержать слёз и уткнулась в мятый фартук женщины. Та тут же обняла девушку в ответ, осторожно, почти невесомо поглаживая её по волосам. – Вы и не представляете, как сильно я рада Вас видеть.

– А я‑то тебе так рада! Зайдёшь? Или ты… – Елизавета, отстранившись от Аделаиды, взглядом указала на тёмный дом.

– Не уверена, что я уже готова пойти туда, – призналась девушка, разглядывая монументальное строение. Стоило ей только посмотреть в ту сторону, как в горле формировался плотный комок, не позволяющий сделать вдох.

– Тогда ко мне!

Перейдя на соседний, куда более ухоженный участок, Аделаида уверенно шла вслед за женщиной, наблюдая за её нестройной походкой. Старушка слегка прихрамывала на левую ногу, из‑за чего всё ещё тело покачивалось из стороны в сторону.

– Ты всегда желанный гость в моём доме, Адушка. Но… почему же ты совсем одна? – удивлённо спросила Елизавета, открывая ярко – синюю дверь. – Неужели тебя тётя отпустила просто так, налегке?

– Давайте выпьем чай, – поджав губы, ответила Аделаида, оглядываясь по сторонам. Кухня всё того же зелёного цвета стояла на своём месте, а из духовки по всему дому разносился аппетитный аромат пирога. – Совершенно ничего не поменялось, удивительно.

– После смерти мужа я хотела сделать так, чтобы всё стояло на своих местах. Ты же помнишь, Лендон не любил, когда что – то менялось без его ведома.

– Неужели он? – слова застряли в горле, не позволяя закончить начатое предложение.

– Давай выпьем чай, Аделаида, – повторив фразу, сказанную девушкой, опустила голову Елизавета. – Нам точно есть, что обсудить. Как раз к чаю у меня есть почти готовый черничный кекс. Уверяю, он куда лучше тех пирожков с яблоками, которыми я вас заваливала, – рассмеялась женщина, ставя чайник на плиту и мгновенно исчезая из кухни.

 

Здесь было чисто. Над самой дверью висели часы, почему‑то сильно спешащие. Прямо под ними, на медном гвоздике, был подвешен большой пучок лаванды. Медные кастрюли, висевшие над столом, ударились друг об друга, когда в комнату через открытое окно залетел лёгкий ветерок. Из того же окна открывался замечательный вид на дорогу, по которой всего несколькими минутами ранее приехала Аделаида. Там, на противоположной стороне, стояла, распустившаяся во всей своей красе, сирень. Она блистала слегка приглушёнными, словно разбавленными белой краской цветами. Бутоны на верхних ветвях были чуть светлее, фиолетовыми и нежными, словно фарфор. Те же, что красовались на нижних ветках, уже явно распустились пару дней назад и полностью набрались цвета, становясь тёмными и удивительно привлекательными. Сирень в Авуар де Луе распускалась позже, чем обычно. Поговаривали, что дело было в особом климате столицы, которая обладала суровыми зимами, но тёплыми летними днями.

– Чай тебе как обычно, милая? – спросила женщина, уже наливая в чашку кипяток и накрывая её тарелкой, чтобы заварка быстрее настоялась. Девушка вдруг испытала удивительное чувство, которого ей не доводилось даже вспоминать уже долгое время. Родство. Настоящее, неподдельное родство с Елизаветой. Садясь напротив Аделаиды и ставя перед ней её кружку, та расправила платье, в которое переоделась, видимо, специально ради гостьи. – Ну, рассказывай. Что у тебя приключилось?

– Если быть совсем уж краткой, тётя Лиза, – покачала девушка головой, закусывая губу. – Жизнь у папиной сестры была не мёдом. Татьяна, так её звали, была весьма категорична, и мне пришлось очень сильно постараться для того, чтобы угодить ей и всем её внутренним комплексам. Спасали лишь собаки, – заправив волосы за ухо, добавила Аделаида, замолчав.

– Ты же, вроде, боялась собак.

– Да когда это было, – махнула рукой Ада, посмеиваясь. – Когда одна из собак прыгает прямо в твою кровать, уверенная в том, что ты обязана её обнять и чесать за ушком, а вторая ложится под ноги, мирно похрапывая, очень сложно не перестать бояться. Правда третья, принадлежащая только тётке, была очень агрессивной. Вроде, милый и маленький мопс, а на деле… Характер точно взяла от Татьяны.

– Тяжело, значит, было жить у этой женщины? – грустно поинтересовалась Елизавета. – Я как вспомню её лицо, когда она приехала забирать тебя, так меня сразу в дрожь бросает.

Грузная Татьяна и впрямь была практически непохожа на Григория: массивная, тяжёлая, с маленькими глазами, больше напоминавшими узкие щёлочки. Не так давно найдя её детскую фотографию, Аделаида поняла, что сестра отца была точной копией своей матери. Бабушка Петровой, также, как и Татьяна, имела широкий подбородок и обвисшие щёки.

Но не только лицом отличалась эта женщина от Григория. Отец Ады был любвеобильным, пускай и закрытым человеком, Татьяна же…

– Помню, когда я не успела приготовить ужин после школы к тому времени, когда она проснулась, меня запихнули в чулан на всю ночь. Лет одиннадцать тогда было, не больше. Ещё до этого тётка сама рассказывала, что в чулане у неё призраки живут, так что я безумно боялась даже близко к нему подходить. Но ей, конечно, было плевать. Жили, как жили. Через четыре года к ней вернулся муж, с которыми они расстались ещё лет десять назад, наверное. Когда он приехал – стало проще. Василий неплохо ко мне относился, даже старался устраивать дни рождения и иногда дарил маленькие подарки. Он хороший человек.

– А почему они с твоей тёткой расстались, не знаешь? – с интересом спросила женщина, подпирая лицо руками. Тётя Лиза всегда любила сплетни и Ада помнила, как в детстве их соседка могла часами сидеть около окна, наблюдая за уличной жизнью. Одним из любимых её занятий было слушание перебранок на кухне в доме напротив.