Его нельзя любить

– Ладушка, – смотрю на нее через плечо. – Мне похер. И на папулины распоряжения, и на твои попытки меня воспитывать.

Бабка в это время с интересом за нами наблюдает, а когда ее дочка поджимает губы и затыкается, выдает:

– Ладка, чего встала? Иди суп разогревай. Не видишь, барин кушать изволит?

Мачеху тут же как ветром сдувает. Какая, блядь, послушная.

– А вы с юморком, – смеюсь и снова разворачиваюсь к бабке лицом.

Пожалуй, я действительно поем здесь. Становится все интересней.

– Ну пошли.

Шагаю следом за бабуленцией, продолжая осматриваться. На первом этаже мы попадаем сразу в кухню. Насколько понимаю, заходим в дом не с центрального входа.

Небольшое помещение с повидавшей жизнь мебелью и запахами жрачки. Они тут что‑то жарили и пекли.

– Кроссовки сними, – снова бабка, – не дома.

– Вообще‑то, дома, – пожимаю плечами. – На ближайшие два месяца отец купил вас с потрохами, баб Сим, – добавляю тише, но так, чтобы она слышала. Расстояние между нами маленькое.

Старушка бросает на меня раздраженный взгляд, но ничем не парирует.

– Ника! – орет на весь дом так, что Ладка, помешивающая какую‑то бурду в кастрюле на плите, вздрагивает.

– Да, бабуль.

Малинина прибегает на клич как собачка, единственное, тапки в зубах не принесла. У них тут все еще более запущенно, чем я предполагал. Она эту старуху как огня боится. Будто она и правда может ей что‑то сделать.

Ночью я приехал от Машки, сильно переборщив с текилой. Мы с ней трахались и бухали. Какого я поперся тогда к Нике в комнату, понятия не имею. Определенного ответа у меня нет. Хотя, когда в твоем доме живет деваха с шикарной задницей, было бы странно ее игнорировать.

Мой дружок был абсолютно не против, чтобы я ее нагнул и трахнул в ту ночь. Факт.

Глупость чуть не описалась от страха, и весь мой план полетел к чертям. Не хотел же напрямую. Хотел выждать, поиграть в дружбу и доверие. Дебил, сам все закосячил, а утром соображал, как выкручиваться из этой ситуации. Она же теперь ко мне ближе чем на пару метров не подойдет. А я так не хочу.

Впереди, между прочим, все лето. Глупость будет рядом двадцать четыре на семь. Ну не могу же я и правда оставить ее в покое. Пришлось вскрывать карты. Показать ей видео и намекнуть на последствия. Она повелась. Это же Ника.

Теперь ее ждет шестьдесят незабываемых дней в роли моего развлечения. Да. В договоре говорится, руками не трогать… Но если не руками?

Смеюсь, понимая, что все в кухне при этом стоят с кислыми минами.

– Че все такие грустные? Лето же. Кайф.

Ника с Ладой быстро сервируют стол, ну, точнее, просто расставляют тарелки. Даже вон Тёмку пригнали пожрать.

– Присаживайтесь‑присаживайтесь, – настаивает бабка в ответ на Тёмкины отговорки. Не привык он с женой хозяина и его сыном за одним столом жрать.

– Правда, Артём, садись, – это уже Лада.

Какие все гостеприимные, аж блевать тянет.

Ника в это время уже успела сесть на стул. Выдвигаю для себя тот, что рядом с ней.

Когда падаю на сидушку, Ника вздрагивает и отползает на противоположный край, так, чтобы не дай бог со мной не соприкоснуться.

– Так что там с вином, баб Сим?

– Обойдешься.

– Злая вы женщина, – вздыхаю, откидываясь на спинку стула и вытягивая ноги.

Их грибной суп оказывается сносным. На самом деле я непривередлив в еде. Мне абсолютно без разницы, готовил это шеф‑повар или вон баб Сима. Даже Ладкины запеканки я вполне себе жру, не без ядовитых комментариев, но это так, для веселья. Готовит она на самом деле нормально.

Плюс иногда я просыпался в таких местах и ел с похмелья такое говно, что этот суп просто произведение искусства.

– У меня вопрос, – тяну руку, словно в школе, не без улыбки, – во сколько завтра у Ники выпускной?

– А тебе зачем? – осведомляется Лада.

– В смысле? Вы с отцом оставили меня без тусовки. Так что я планирую наверстать здесь.

– За ресторан уже уплачено. Ровно три места, – вмешивается бабка. – А на дачу Ника не едет, так что и тебе там делать нечего.

– А зачем она в ресторан идет? Аттестат бы забрала, и домой. – Отламываю хлеб. – Мне вон его прямо домой доставили, лично папке в руки.

– Мам. – Лада скребет ногтями по столу. – Вообще, Ника едет на дачу.

– С чего вдруг?

– А почему нет? Все ребята из класса едут.

Баб Сима бросает на Ладку гневный взгляд.

– Ты уже один раз на своем выпускном на дачу съездила, потом девять месяцев из дома не выходила.

Над столом повисает тишина. Ника резко отодвигает стул и выбегает из кухни. Пару секунд смотрю ей в спину, а потом снова на Ладку. Та молча смотрит на свою мать, вот‑вот разревется.

Вау, да эта старушка мне все больше нравится. Она и без моей помощи этих дур от души унижает.

Обед заканчивается на минорной ноте. Все рассасываются из кухни. Ника, Лада, даже Тёма сваливает. Остаемся я и бабуська.

Кручу в руках телефон, наблюдая, как она тусит у плиты.

– Тебя отец за длинный язык из дома сплавил?

– Ха‑ха. За плохое поведение. Сначала по роже съездил, а потом решил подключить дополнительные меры воспитания.

– А мать твоя где? – Баб Сима кладет тарелки в посудомойку.

– Она сторчалась.

Вытаскиваю одноразку (прим.автора. – курительное устройство) и затягиваюсь.

– Чего?

– Наркоманка, говорю. Отец лечил, а потом в какой‑то момент притащил домой вашу дочку и про мою маму забыл.

Выдаю обыденно. Тема мамы для меня не табу. Она правда давно потеряла ориентиры. Но отец… Он ее просто бросил. Она тогда на поправку шла, почти полгода без единой дозы, а когда узнала, что он женится, ее снова сорвало.

– Ладка его из семьи, получается, увела?

– Ну, фактически нет. Мои родители до ее появления развелись.

– Ясно.