Его нельзя любить

– Хватит на меня орать, – подает голос и давит пальцами прямо в место укуса.

– Ай. Дура, что ли?

– Сам дурак! Спасибо, что отогнали собаку и помогли, – обращается уже к Егору.

Чернявый мужик кивает. На вид ему лет сорок, может чуть больше.

– Вы туристы?

– Ну почти.

– Можете на ночь остаться.

– Спасибо, – Малинина ему улыбается и помогает убрать аптечку.

– Только комната у нас свободная одна.

– Он поспит на диване, вот тут, – снова Ника.

– Сама поспишь на диване. Комната где?

Егор какого‑то хрена лыбится и показывает рукой на дверь.

– Ага. Спасибо, – киваю и поднимаюсь с места.

Глупость идет следом, правда, сначала рассыпается в благодарностях перед хозяином дома.

Распахиваю дверь, быстро осматриваясь в полутьме. Здесь одна кровать, две тумбочки и куча книг на полках. Супер, спать в пыли от этой макулатуры.

Заваливаюсь поперек кровати, наблюдая за Малининой. Она подходит к окну, смотрит куда‑то вдаль и громко вздыхает.

– Ты заметила, что даже по нужде без проблем сходить не можешь?

– Отстать от меня.

Она стягивает кофту и ложится на самый край. Моя башка теперь почти упирается в ее спину. Отодвигаюсь, растягиваясь в длину кровати, и завожу руки за голову.

Глупость долго вертится, а потом забирается под покрывало.

– Я из‑за тебя, между прочим, теперь почти инвалид.

– Мало тебе.

Она так резко поворачивается, что мне на мгновение кажется, что сейчас опять зарядит по морде. На инстинктах даже чуть отшатываюсь в сторону.

– Ты, скорее, станешь инвалидом за свой длинный язык.

– Ты не первая, кто мне это говорит.

– И не последняя, уж поверь.

– А говорила, что у меня с эмпатией проблемы. Я почти при смерти, а ты на меня еще и орешь, – говорю с наигранным возмущением.

Малинина молчит. Лежит на спине. Либо в потолок пялится, либо уснула там, что ли?

Ну и хрен с ней. Закрываю глаза, чувствуя, как боль медленно отпускает.

Просыпаюсь от духоты. В комнате уже светло.

Приоткрываю один глаз, чувствуя, как затекла рука. Приподнимаю голову. Малинина подкатилась максимально близко. Ее голова лежит на моем предплечье, а моя нога закинута ей на бедро. Шикарно просто.

К утреннему стояку примешивается еще и то, что Никина задница упирается в мой член.

Если она сейчас проснется, то начнет верещать так, будто ее тут режут.

Медленно вытягиваю из‑под нее руку и убираю свою ногу. Перекатываюсь на спину и еще минут пять пялюсь в озаренный солнечными лучами потолок.

Беру с тумбочки телефон. Семь утра. Я в этой глуши позже девяти еще ни разу не просыпался.

Свой старый телефон вместе с сим‑картой я оставил в том же торговом центре, где купил этот, после того как снял деньги. Не очень хочется, чтобы папа вычислил меня так быстро.

Глупость начинает шевелиться, и я на автомате задерживаю дыхание и прикрываю глаза.

Она осторожно сползает с кровати и топает к двери. Выходит из комнаты, бросив на меня взгляд, это я вижу через едва приоткрытые веки.

Когда сам выползаю на улицу, потому что в доме к тому времени никого не оказывается, Ника с улыбкой на лице помогает какой‑то тетке нарезать овощи на летней кухне. Судя по всему, это жена этого Егора.

– Доброе утро, – женщина взмахивает рукой, и на моем лице вырисовывается кривая улыбка.

Ага, доброе, как же. У меня из башки до сих пор не выходит мысль: это был только утренний стояк, и Глупость тут не при чем?

Тру виски и, чуть прихрамывая, сажусь на лавку подальше от них. Вытаскиваю сигареты. Электронка села, теперь приходится курить обычные.

– У вас очень красивый дом, – болтает Глупость. – Спасибо, что позволили переночевать.

– Вы у нас не первые такие, покусанные Фрэнки. Ну вот что за пес? Я сколько Егору говорю: «Ну не пускай ты его, не пускай». Столько туристов летом, кто‑нибудь обязательно переночевать поблизости остановится.

– Да все нормально. У Яна почти ни царапинки, – нагло продолжает эта утка. – Я только перепугалась.

– Да представляю, среди ночи‑то. Может, кофе сварим? Ты пьешь?

– Пью. Спасибо.

– Тогда пойду сделаю.

Тетка уходит в дом, а Малинина чешет в мою сторону.

– Чего тебе? – смотрю на нее исподлобья.

– Ты меня лапал ночью, – выдает сердито.

– Серьезно? У меня из‑за тебя чуть рука не отвалилась. Сама всю ночь ко мне подкатывалась.

– Я не…

– Еще как да!

Малинина пялится на меня во все глаза. Видимо, пытается вычислить, говорю ли я правду.

– Как твоя нога? – меняет тему. – В порядке? – она прищуривается. Выглядит это не по‑доброму.

– Что ты задумала? – сгибаю колено, убираю ногу под лавку в целях безопасности. Не удивлюсь, если она долбанет по ней со всей силы.

– Да так… Ничего. Завтракать будешь?

– Обойдусь. Судя по твоему лицу, ты мне точно яда подсыплешь.

Она только цокает языком и разворачивается в направлении дома.

– Через полчаса выдвигаемся, – бросаю ей в спину.

– Ты мог бы хотя бы поинтересоваться, как я после произошедшего.

– Я уже сказал, что не нянька тебе. Поняла?

– Более чем.

Малинина топает как слон, направляясь в дом. Я остаюсь один. Откидываюсь затылком к забору и смотрю в небо. Жарит с самого утра. В доме Егора мы тусуемся еще около часа и потом уезжаем.