Экзамен для Принцессы
– Перестань уже меня бояться, я тебя не обижу, – по‑прежнему сжимая мою руку говорит Иван и эта близость, это прикосновение, что рассчитано меня успокоить, еще больше волнует.
– Я просто немного запуталась, и скажу вам сразу – замкнутое пространство не способствует доверию, – цежу сквозь зубы, стараясь держать себя в руках до последнего. Устроить истерику я всегда успею.
– Господи, у тебя клаустрофобия? – как‑то слишком весело интересуется он. – Дыши и…дыши.
Это самый лучший совет, из всех, что мне когда‑либо давали.
– Куда мы едем?
– Сейчас увидишь, – загадочно отвечает он. – Успокойся и доверься мне.
Ну да, мне сразу должно стать легче и тот спазм в желудке сам собой рассосется и дышать действительно станет на порядок легче. Помощник блин.
Двери разъезжаются, я все еще трясусь как осиновый лист, но когда Иван открывает дверь, вижу то, ради чего, собственно, он меня привез.
Это был вид. Вид с крыши. Вашу мать. Я чуть не упала в обморок от страха, а он просто меня привез полюбоваться видом, даже таким сказочно красивым. Но, с другой стороны, то, что мы с ним на крыше, совсем одни, никоим образом не помогает убрать противный спазм в желудке.
– Ты можешь уже расслабиться и получать удовольствие от жизни? – с долей раздражения спрашивает Колесников. – Мне кажется, ты пересмотрела криминальную хронику.
Отлично. Он с меня смеется. Нашел время и считает, что вправе так поступать.
– А что вы хотели? – отбрасываю его руку и пытаюсь отдышаться. Это какой‑то долбанный нескончаемый день, еще одно потрясение и завтра я уже буду пить успокоительные.
– В каком смысле? – недоумевает он.
– Мы приехали непонятно куда, я практически, нет, я совсем вас не знаю, что должна подумать?
– По крайней мере, могла попытаться мне доверять.
– С какой стати?
– А с той, что я не сделал ничего плохого и запрещенного, общаться нам с тобой никто запретить не может, – он устало потирает глаза и выдыхает. – Это спокойное место, здесь никто нас не увидит и ты сможешь наконец не думать, что подумают люди. А, ну, может еще романтичное, к примеру.
Ах, он еще и романтик.
Неловкое молчание повисло между нами. Конечно, он очень непредсказуемый и скрытный, это иногда пугает и наводит на определенные мысли, но в тоже время, я же хочу быть с ним рядом? Почему у меня тогда в голове идет война?
Ничего не отвечаю, лишь подхожу к борту и смотрю куда‑то в даль. Казалось, что с высоты этого дома видно весь город, но это и не так, хоть вид просто ошеломляющий. Все светилось, и Одесса словно жила какой‑то особой жизнью. Ночной жизнью. А она была не хуже дневной, суетливой. Нет. Ночная жизнь говорила об этом городе весьма и весьма красноречиво. Складывалось впечатление, что никто не спал, потому что огни были настолько яркими, что трудно было спать в таком освещении. Но на самом деле, приближалась зима и было понятно, что курортный город, точно так же упадет в зимнюю спячку, как и медведи в лесу.
Смотрю на Колесникова, он как обычно уже в себе, снова отгородился невидимыми стенами, а мне так хотелось бы знать, что у него на уме?
– Красиво, – начинаю первой разговор.
Он молчит.
Кажется, я расстроила его своей паранойей и закидонами.
– Простите меня, я не хотела, вас обижать, – подхожу ближе и смотрю на красивый и мужественный профиль, затем Иван поворачивает голову и его глаза прожигают мое лицо.
На дневном свете они были темно‑синими, а сейчас какие‑то серые и холодные. Его взгляд не излучает ничего, он просто смотрит на меня в упор и мысленно, что‑то про себя отмечает. Ох. Как бы мне хотелось знать, что именно.
Иван невесело улыбнулся и ответил:
– Ты меня не обидела, просто не понимаю тебя.
– Вы и не должны. Я понимаю, что слишком истерична, но поймите меня тоже правильно, мы здесь одни и никто этого не знает, а я все‑таки не настолько умудренная опытом, чтобы мыслить шире наедине с вами.
– Судя по всему, не только наедине со мной, – его слова звучат с сарказмом и мне тут же неловко перед ним.
– Вы думаете, я зануда?
– Нет.
– Тогда к чему ваши слова? – отвернувшись, решаю перевести дыхание и позволить своим мыслям немного остыть. Меня напрягала вся эта ситуация, и наши с ним отношения не настолько легки и приятны, чтобы проводить мило вечера на крыше дома. Мне было неловко. Мне было ужасно неловко, и я не знала о чем с ним разговаривать. И самое ужасное – боялась, что меня выдадут мои чувства к нему. Вот как раз это и больше всего выводило из себя, ведь мы практически не знали друг друга, и я которая всегда все обдумывает и взвешивает, просто стала в него влюбляться. Как так получилось? Не понятно.
– Знаешь, – задумчиво произносит Иван, как‑будто мы только что, тут случайно встретились, – самый мрачный город, даже несмотря на свое название. Город дождей, слякоти и туманов. Очень трудно здесь приспособиться к жизни.
Он задевает меня плечом и я тут же вздрагиваю. Черт, нужно взять себя в руки и не реагировать.
– Мне кажется, вы не правы. Это очень яркий и насыщенный город, один воздух только чего стоит.
– Ты про море? – скучающе спросил он. – Море не показатель. Особенно, на фоне всех остальных морей, Черное – самое грязное.
Меня очень задевает его обидный комментарий по отношению к моему городу и к моему морю, но я лучше промолчу. Если так пойдет и дальше, то всегда могу сказать ему куда стоит пойти и с какой целью. Мне уже терять нечего, по итогам нашего непродолжительного общения хорошая оценка на экзамене мне уже не светит.
– Конечно, летом здесь хорошо, но опять же, если никуда не выезжать, то и это сгодится, – ох уж этот пренебрежительный тон.
– Мы приехали сюда, чтобы обсуждать море и этот город? – раздражаюсь я.
– А как ты думаешь, зачем мы сюда приехали? – снова эта улыбочка и сексуальный вид. Не знаю, о чем должно все это говорить, но у него явно на уме что‑то запрещенное.
– Вы хотели провести со мной время и пообщаться, – немного грубо отвечаю я, не зная куда деть руки от волнения. – Вот мы и общаемся, но имейте все же каплю совести и не оскорбляйте город, в котором я родилась и выросла.
Колесников молча кивает и поднимает ладони вверх.
– Расскажи лучше о себе, – быстро меняет тему. – У тебя есть…
– Нет, – шиплю я. – Нет его.
Боже, он уже задолбал своими вопросами, сколько можно?
–Кто? – Колесников смотрит в упор.
–Парень, вы же об этом хотели спросить, – уже чуть ли не плачу я.