Этой ночью ты будешь моей
Я целую сзади ее шею, плечи и лопатки, чувствуя, что на губах остается вкус мыла, но не могу иначе: слишком сладко она вздрагивает под моими прикосновениями. Я добавляю еще масла – на ее задницу и на свой член, – и приставляю лоснящуюся головку к пульсирующему колечку.
– Наклонись, – прошу я мягко, и она послушно выполняет просьбу, выгибая спину, упираясь ладонями в бортик душевой кабинки и максимально отставляя зад. Сверху на нас льется вода, а я обхватываю малышку за бедра и, осторожно раскачиваясь, начинаю погружать в ее задницу твердый член.
Тася мычит что‑то нечленораздельно, инстинктивно дергается, сжимается на мгновение, но ее мычание быстро перерастает в глухой, сладкий стон. Я снова касаюсь ее клитора, а заодно запускаю два пальца в истекающее смазкой влагалище, заполняя малышку со всех сторон и сам пьянея от этого.
ТАСЯ. 11 глава. Опасный мужчина
Я ждала чего угодно: страха, стыда, боли, крови, рвотных позывов от отвращения и неприятия, – а получила лавину новых, странных, но таких приятных и завораживающих ощущений.
Страх и стыд – они есть, они на подкорке мозга, глубоко впитанные, тесно впечатанные в сознание за годы «правильного» воспитания: это – хорошо, а это – плохо, это – можно, а это – нельзя. Гулять с мальчиком при свете луны, целоваться на скамеечке, выходить замуж в белоснежном платье и воздушной вуали – это хорошо и можно, а умирать от исступления в сильных мужских руках, раздвигать ноги, подставлять задницу, впускать в себя длинные пальцы и твердый член, хрипло стонать, надрывая голос, – это плохо и нельзя. Никто не говорил со мной о сексе достаточно откровенно, тем более, о таком сексе… В нашем прогрессивном обществе это до сих пор табу. И даже рассказы подруг – это лишь крупицы правды, завуалированные теми самыми страхом и стыдом. Я убеждаюсь в этом, когда дело доходит до анального секса, и – вот это да! – вместо боли я получаю лишь болезненное удовольствие, тугое, тягучее, непривычное, странное, но раскачивающееся волнами кайфа между клитором, влагалищем и задним проходом, где нет нервных окончаний, но есть – его член, который ударяется изнутри в упругие стенки, скользит в масляной смазке, и словно таранит тело насквозь. Это совершенно другие ощущения, но… приятные.
Все мое мироощущение сосредотачивается ниже пояса, где каждый глухой толчок вызывает спазмы и раскатывается щекочущими волнами по всему телу, разбегается мурашками по раскрасневшейся коже. Сверху на нас льется вода, но я словно не замечаю ее, утыкаясь лбом в холодную кафельную стенку, упираясь дрожащими пальцами в бортик душевой кабинки, вставая на кончики пальцев и отставляя послушно задницу. Инстинктивно, по наитию, не задумываясь, хорошо это или плохо, можно или нельзя. Если мне нравится – то какая разница, что подумали бы другие? Никто не узнает. Это только мое. Мое – и этого мужчины с темными глазами.
Сама того не замечая, я выписываю бедрами восьмерки, ерзая задницей от его пальцев к члену и обратно. Удовольствие накрывает волнами, которые становятся сильнее и чаще, превращаясь в судороги, выплескиваясь из меня хлюпающей смазкой и гортанными стонами. Собственные крики слышатся как будто со стороны: словно это кричу не я, а кто‑то другой, смелый и откровенный, а не девчонка, впервые в жизни занимающаяся сексом… Конвульсии захлестывают с головой, перед глазами пляшут черные точки, потом свет меркнет, накрывает оглушающий оргазм, и в конце остается только горячая вода, хлещущая упругими струями по затекшей, изогнутой пояснице и между напряженных лопаток.
– Ты живая, малышка? – спрашивает Максим наполовину шутливо, наполовину серьезно, обнимая меня за талию и помогая принять вертикальное положение. Лицо мне заливает вода, но я все равно становлюсь напротив него и заглядываю в глаза, неуверенно отвечая:
– Вроде бы…
– И тебе не было больно, – это он уже не спрашивает, а говорит с уверенностью в голосе.
– Мне было хорошо, – киваю я, заливаясь краской.
– И так будет всегда.
Перед глазами у меня снова темнеет – просто от слабости, – так что мужчина подхватывает меня на руки и, замотав в огромное пушистое полотенце, несет обратно в спальню.
– На сегодня все, – говорит он.
Я неуверенно кошусь на плетку‑семихвостку, которую он принес из своей красно‑черной комнаты и оставил на краю постели. Она и сейчас выделяется черной кляксой на белых простынях. Мужчина перехватывает мой взгляд и усмехается:
– Я передумал насчет порки. Не сегодня. В следующий раз.
Меня ведет от одного слова «следующий». Я нерешительно спрашиваю:
– Ты собирался меня выпороть?
– И выпорю, – обещает он. – Но сейчас тебе нужно поесть и отдохнуть.
– Ладно, – лепечу я послушно.
– Я приготовлю тебе сырники, будешь?
– Буду, – я уже слышу, как урчит живот, потому что за эти пару‑тройку часов я ужасно проголодалась.
– Хорошо. Можешь пока посмотреть, где я работаю. Это секретный элитный секс‑клуб на окраине Москвы. Вход только по специальным приглашениям или за большие деньги. Ну, или по блату, – он подмигивает, а потом ставит на мои обнаженные и еще чуть влажные коленки свой лэптоп, открывает браузер и загружает какой‑то сайт.
– Он закрытый, – замечаю я, увидев вместо полноценной страницы только черную рамку с панелью входа: логин, пароль.
– Разумеется, – Максим быстро вбивает какие‑то цифры, и сайт оживает, расцвечиваясь в уже знакомые красно‑черные тона. – Думаю, разберешься. И мое имя в списке мастеров тоже найдешь.
Он уходит, оставляя меня наедине с ноутбуком. Устраиваясь поудобнее и упираясь лопатками в спинку кровати, я принимаюсь с интересом изучать новую для меня тему. И первым же делом открываю тот самый список мастеров. На фотографиях представлены мужчины, все они в черных масках с узкими прорезями для глаз, но я все равно сразу узнаю Максима. Под его фотографией написано на английском: MAX. Я несмело кликаю на имя.
Передо мной появляется целая галерея фотографий в красно‑черных декорациях игровых комнат, где Макс – главный герой. На большинстве снимков он раздет только по пояс, на нем черные кожаные штаны и тяжелые ботинки на шнуровке, но также есть несколько фотографий, где он полностью обнажен. Листая фотографии, я едва справляюсь с эмоциями.
Вот он стоит над обнаженной и привязанной, судя по всему, к андреевскому кресту девушкой, в его кулаке зажата длинная тонкая трость, а на коже девушки видны багровые следы от ударов.
На другой фотографии уже другая девушка висит головой вниз, между ее обнаженных бедер руки Макса. Он заталкивает в бедняжку внушительных размеров черный искусственный член, на сосках у нее гирьки, во рту кляп.
Девчонка на следующем кадре лежит в каком‑то подобии гинекологического кресла, залитая вперемешку горячим красным воском и спермой, а Макс держит ее за горло, явно придушивая, и одновременно трахает в задницу.
