Хороший мальчик
Артём бесил меня всегда даже одним своим существованием. Всё у него было «как надо»: уроки всегда сделаны, рубашка выглажена, с перемены возвращается вовремя. Он участвовал в любой школьной деятельности, ездил на все олимпиады и даже занимал какие‑никакие места. Конечно же, он был единственным из всей параллели, кто «шёл» на золотую медаль. Сидеть с Ягелевым за одной партой было невыносимо, так как любое телодвижение или непроизвольно изданный звук карались его жуткой снисходительной улыбкой и просьбой «не шуметь». И именно это и пугало меня в Артёме больше всего: его не сходившая в лица удалая, молодецкая улыбка, которая, в купе с его прямыми чертами лица и светлыми волосами, делала из него героя любого советского агитационного плаката с изображением образцового рабочего. Ни плохие новости, ни грубость и холод, ни даже гроза за окном как будто не способны были вывести Ягелева на иные эмоции, кроме добродушного оскала.
«Ничего страшного, со всеми бывает» – прикрыв глаза, говорил он.
И так во всём. В какой‑то момент Артём стал так вездесущ, что скрыться от него стало практически невозможно. Не знаю как вы, но весёлым и жизнерадостным людям я доверяю гораздо меньше, чем злым и угрюмым. Тот, кто вечно улыбается и всегда всем доволен, просто не может быть психически вменяем.
И всё это, хоть и безумно раздражало, меркло на фоне того, что Ягелев был безответно влюблён в Дашу вот уже целый год. В тот момент, когда мы с Алексеевой сидели в тени берёз, самозабвенно обнимаясь, он проходил мимо вместе с директрисой и группой других учеников. Он отстал от компании и, выпрямившись в полный рост, глядел на нас с Дашей издали, словно загипнотизированный. В глазах его читалась какая‑то едва заметная детская обида, и если бы я подошла ближе, быть может, разглядела бы в них ещё и ядовитую пошлую ревность.
Я, наконец, отважилась одёрнуть Дашу.
– Что? Что случилось? – не поняла Алексеева и, разомкнув объятия, обернулась.
Он по‑прежнему стоял смирно там, где и был до этого. Слегка покусывал губы и глядел на нас, прищурившись.
Осторожно, словно на всякий случай, Даша помахала ему одними пальцами. Я тут же схватила её за запястье, вынуждая остановиться и опустить руку, но Ягелев успел разглядеть её приветственный жест. Он также, весьма неуверенно, но дружелюбно помахал Даше в ответ. Откуда‑то донёсся крик директора, и Артём исчез, догоняя остальных.
– Что ты творишь?! – шикнула я на подругу, едва одноклассник скрылся из виду. – Зачем ты с ним заговариваешь?!
– Я не говорила с ним, – искренне удивилась наивная Даша. – Просто поздоровалась. Артёма не было на первых уроках, мы не виделись.
– Кажется, ещё недавно кто‑то очень жаловался на него, – с ноткой иронии в голосе хмыкнула я, задрав нос.
Даша устало вздохнула и закатила глаза.
– А‑ася… мы уже давно всё выяснили. Он сказал, что я ему нравлюсь, а я сказала, что он мне – нет. И мы остались друзьями.
Руки мои сплелись на груди, и я недоверчиво дёрнула проколотой бровью.
– В гробу я видала такую дружбу, – весьма прямолинейно отреагировала я. – Моя тётя говорит, что нельзя дружить с тем, кто уже попытался эту дружбу разрушить.
– Ты преувеличиваешь, – отмахнулась Алексеева. – Нельзя же думать обо всех людях плохо, иначе жить станет невыносимо.
– А если думать обо всех подряд исключительно хорошо – и вовсе жить перестанешь, – усмехнулась я и саркастически поджала губы.
Телефон в моём кармане вдруг издал короткий звон. Вытащив его, я взглянула на экран.
«Хай. Как дела?» – было написано в пришедшем уведомлении.
Губы мои дрогнули было в усмешке, но я вовремя сжала скулы и опустила телефон обратно в карман.
– Кто написал? – без задней мысли спросила меня любопытная Даша.
– Так, никто, – ответила я.
Прозвенел звонок, а это значило, что уроки на сегодня окончены и все, наконец, могут идти домой. Все, кроме нас с Дашей, потому что из всего класса именно нам выпала «честь» рисовать стенд‑газету для поддержки участников предстоящих соревнований.
– Тебе не кажется всё это каким‑то нелогичным? – я покидала вещи в рюкзак, одним рывком закинула его на плечо и стала ждать, пока соберется Даша. – Почему я должна рисовать плакат, если я сама – участник забега?
– Потому что тебе нужно выслужиться перед классухой, – вздохнула Даша, методично складывая учебники в сумку. – У тебя средний балл по географии висит между «четвёркой» и «тройкой». А я просто неудачно попала учительнице под руку, когда шла с тобой рядом.
– Мы с тобой всегда рядом, – усмехнувшись, я приобняла её за плечи и пару раз ободрительно прижала к себе. – А вообще, «четвёрка» по географии – это, конечно, крайне соблазнительно. Но боюсь, что знания местоположения источников руды – это последнее, что пригодится мне в жизни.
– Именно после таких фраз обычно и становятся миллиардерами, – хмыкнула Даша, после чего мы обе рассмеялись.
Мы вышли из кабинета, активно рассуждая о важности школьных предметов и двигаясь в сторону своего класса. По коридору туда‑сюда сновали ученики и учителя, спешили к гардеробу за своей одеждой. На лестнице как всегда было не протолкнуться, и пришлось взяться за руки, чтобы не потерять друг друга в толпе.
– Эй, ты там жива? – обеспокоенно обернулась я на подругу, когда мы, наконец, минули ступеньки.
Даша ничего не ответила и лишь коротко кивнула головой. Мы поравнялись друг с другом, и собрались было идти дальше, как вдруг, прямо перед нашими носами, возник Артём.
– Привет, – как всегда, Ягелев улыбался своей неотразимой белоснежной улыбкой.
От неожиданности мы обе чуть не прошлись ему по ногам, а Даша едва не выронила ватман.
– Ягелев, мать твою! – испуганно выругалась я. – Ты что, из‑под земли что ли вырос?!
– Извините, я просто помочь хотел, – неловко улыбнулся Ягелев. – Увидел, что вы тяжести несёте, и решил…
Я резко обернулась на Дашу, сжимающую в руках несчастный ватман, и вновь обратилась к однокласснику:
– Ага, как же! Бумага метр на полтора ведь такая тяжёлая!
– Ася, прекрати! – неодобрительно шикнула на меня подруга, после чего мягко улыбнулась, обращаясь к Ягелеву: – Тём, спасибо, мы справимся.
– Вот именно, – отчеканила я, повторив за ней. – «Справимся», слышал? Отойди в сторону, проход загородил. Ты как вообще на четвёртом этаже раньше нас оказался?
В своей обыденной манере, Ягелев слегка прикрыл глаза и снисходительно‑раздражённым тоном заявил мне прямо в лицо:
– Просто хотел поздороваться.