Их любимая студентка

Валить надо, но мы с Тёмычем крадемся по коридору на шум.

– Девчонка вышла сама, – шепчу с предвкушением.

– Зря, Русалочка. Ой, зря, – друг почти облизывается.

Мы оба как маньяки себя ведем. Никогда девок не обижали, все довольные уходили. И эту обижать не хочется, видел я в ее глазах огонек. Непростая цыпочка, дерзкая.

Поиграем, и отпустим… если захочет.

Зла не причиним.

– Выходи, детка. Или хочешь поигр‑р‑р‑ать? – шутливо рычу, и в комнате раздается вздох.

Надеюсь, предвкушающий.

Готов поспорить, Русалочка, как любая дикая девчонка, притворяющаяся пай‑девочкой, сейчас тихонько жмется в углу. Будет строить испуганные рожицы, но ясно ведь, что нифига она не испугалась нас. Не так грабителей пугаются. Так что игра будет обоюдно приятной.

Она – жертва, мы – охотники. Типично и остренько.

– С полицией поигр‑р‑р‑раете, – вдруг отвечает Русалочка, передразнивая меня. – Специально вышла их встретить, и вас проводить.

– Врешь, – хмыкает Артем, и я почему‑то тоже уверен, что не стала бы она выходить из комнаты, вызвав полицию.

Сидела бы, запершись, и спрятавшись под кровать или в шкаф. И ждала. Если бы и правда в полицию звонила. А раз вышла, значит, ничего у нее не вышло – или телефона под рукой не было, или же мои фантазии не бред, и она не против.

– Задержитесь еще на пару минут, и проверьте, вру я или нет, – Русалочка снова передразнивает, и хмыкает, пародируя Артема.

Девчонке невдомек, что полиция нам не страшна. Папаши, конечно, поорут, но чего только не бывало в нашей юности. Хотя… блть, если нас вытащат из дома Крещенского под белы рученьки, а эта актриса будет рыдать в три ручья, что мы ее домогались, могут быть нехилые такие проблемы.

И все же, она врет.

– Никому ты не звонила, – решительно делаю шаг в комнату, и оглядываюсь. Сам себе ищейку напоминаю, да и Артем также двинулся, как и я.

Обоим пора сваливать, а мы тут в игры играем.

В сладкие игры со сладенькой майором Русалочкой.

– Выходи, красавица, – стою в комнате, слышу тихое дыхание девчонки.

Я уже знаю, где она. У Русалочки есть иллюзия того, что она пока в безопасности. Не буду лишать ее этого заблуждения.

– Руса‑а‑а‑алочка, – тянет Артем, кивая на стол. – Где же ты, красавица наша смелая?

– Или уже не такая смелая? Где же полиция? – смеюсь тихо, подходя к шкафу – там точно ее нет, свет от фонаря на айфоне высветил ее аппетитные ножки, виднеющиеся из‑под стола. – Мы задержались на пару минут, как ты и просила.

– Женщины врут, – деланно вздыхает друг, подыгрывая мне. – А Русалочки вообще врут как дышат. Как ты думаешь, где она?

– Может, за шкафом? – улыбаюсь я.

– Или за креслом? – предполагает Артем.

Русалочка уже почти не скрывается, дышит загнанно. Волнуется, дерзкая девочка.

Ничего, сейчас мы объясним ей, что не стоит играть во взрослые игры, не обозначив правила. Да еще и пытаться быть в этих играх ведущей.

– А может, – делаю паузу, – может, Русалочка под столом?

– Думаю, нужно проверить, – «добрым» голосом поддакивает Артем.

И мы оба, с двух сторон, подходим к столу, из‑под которого выскакивает Русалочка со сладким испуганным писком.

И попадает в мои объятия.

– Попалась, красавица!

 

Глава 5. Лия и Артем

 

Лия

Оказываюсь в крепких мужских объятиях. Я плотно прижата к широкой твердой груди, окутана ароматом парфюма.

О, боги. Такой брутальный, такой чувственный аромат, свежий, стойкий, морской бриз и смородина, дыня и капучино.

– Ты чего так дрожишь, Русалочка? – шепот в темноте густой и порочный, у меня ноги подкашиваются.

Свет фонарей падает на мужское лицо, и слабо, но очерчивает его, высокий лоб и спадающую темную челку, прямой нос и четкие губы, с пухлой верхней.

– Майор Русалкина, – повторяет он громче.

И я вздрагиваю всем телом.

Это Вадим. Это он Артема оборвал и увел, когда мы через дверь моей комнаты переговаривались, это от него я опасность чувствовала, и вот он обнимает меня, вжимает в себя.

А я отвести глаз от его лица не могу, наконец‑то, в ночи этой не тени вижу, а человека.

– Артем, Русалочка онемела, как в мультике, – зовет он друга.

И я встряхиваюсь.

– Отпусти, – пытаюсь вырваться. – Отпусти меня!

– Тихо, тихо, – со смешком говорит Вадим. В его голосе спокойные ноты, он на моих нервах играет, сдавливает талию, и под его пальцами задирается тонкая майка. – Резвая какая девочка. Кто там нам про полицию дразнился, м?

– Вадим, не пугай малышку, – позади меня с легким шорохом одежды двигается Артем.

– Я вас не боюсь, – говорю и замираю.

На ягодицы вдруг ложатся мужские ладони. По‑хозяйски он сдавливает меня, я чувствую его пальцы сквозь кружево, и теряю дар речи.

Меня еще никто так не трогал, откровенно, и почти голую. Весь мой флирт с парнями заканчивался на поцелуях в машине, в моей сексуальной жизни максимум – парочка засосов на шее, которые несколько дней старательно тональником замазывала, иначе папа вышел бы на охоту с ружьем, отстреливать ухажеров.

– Какая попка, – шею опаляет дыхание Артема. – Охренеть. Я тебя хочу. Здесь.

На мне их руки смешиваются, их дыхание, я между двух мужчин зажата, в темноте кухни стою. Я не помню уже про погром в гостиной, и о том, что эти двое по моему дому рыскали, что они через окно залезли, я ощущаю лишь, как грудь вздымается, и как кожу колет иголочками.

– Вас мой папа убьет, – все, что я выдавить могу перед тем, как мои губы накрывает горячий и влажный язык Вадима. Раскрывает, и протакливается мне в рот.