Искушение для ректора
– Что вы имеете в виду? Мы с ним будем видеться каждую неделю. Мне сказали, родители в академии навещают студентов по выходным и…
– Не в этот раз. Это твое первое наказание. Я разрешу родителям приехать к тебе на каникулы, после удовлетворительного отчета по успеваемости и поведению, но не ранее этого.
– Что?! – меня как будто ледяной водой окатило. – Вы серьезно? Я не нуждаюсь ни в лечении, ни в дрессировке! Что меня здесь ждет?!
– Большинство студентов поступают к нас всего на один курс. Но некоторым наша программа может помочь только за два, а то и три курса, – ответил Шереметьев.
Богатый, глубокий и выразительный голос заставил меня сжаться.
– Завтра ты пройдешь серию тестов на способности. Как только я узнаю твой академический уровень, я определю расписание занятий. Но если там окажутся проблемы…
– У меня нет проблем! – перебила я его. – У меня отличные оценки! Я лучшая по всем предметам!
– В вашем университете? Возможно, – его снисходительный тон порядком разозлил меня. – Но учебный план в нашей Академии несравним с другими. Я буду работать с тобой для коррекции поведения.
– В моем поведении нет ничего плохого! – уже сквозь зубы выдавила я.
Шереметьев еле заметно хмыкнул. И я не уловила ни капли сострадания в его холодных глазах. Они обещали невыносимые правила и… что‑то еще.
Я замерла от еще одного схожего взгляда. Обернулась и увидела в глубине коридора старика в рясе.
– У вас что, и священник есть?!
– Только для тех, кто сам ищет веры.
– Я хочу видеть маму. Пусть отправит меня в любое другое место. Здесь я не останусь. Среди наркоманов, шлюх…
– Тебе самое место, – прервал меня на середине фразы ректор. И он не шутил! – Здесь помогут им и тебе. Здесь некого будет стесняться и не нужно будет стыдиться своей прошлой жизни. Только здесь ты можешь быть самой собой. Ты будешь среди таких же парней и девушек, которые оступились…
– Нет! – я выплюнула это слово, как последнюю каплю, переполнившую терпение.
Что ему про меня наговорили? Кто? Неужели мама думает, что я плохо себя вела? Она понятия не имеет, как я могу плохо себя вести.
Надеюсь, тут плохих девочек выгоняют!
Я поклялась сделать все, что в моих силах, чтобы меня исключили. Я перетрахаю всех парней, которых здесь найду. Мама сильно пожалеет, если не заберет меня отсюда.
– Ты уже идешь по тонкому льду, – ректор словно прочитал мои мысли, хотя явно отвечал вдогонку своим, пытаясь “достучаться” до меня.
– Хочу видеть маму…
Тут отреагировал Шереметьев, перестав читать мне проповеди.
Он шагнул вперед медленно, угрожающе. Я пытался удержаться, но он заставил меня отступить. Даже не касаясь меня, заполнил все пространство вокруг. Слишком много силы было под его скромной одеждой.
– Я отведу. Следуй за мной.
Резко развернулся и пошел прочь по коридору.
– Но… – начала я, метаясь, чтобы бежать за ним и прихватить чемодан. Но тот меня тормозил, а чертов ректор удалялся быстро и даже не оборачивался.
Черт!
Я бросила вещи и вприпрыжку ринулась за ним. Пофиг на вещи. Пусть это будет моим благотворительным вкладам местным студентам. Они так давно не видели нормальной одежды, косметики и шампуня, что пусть пользуются. А мне главное свалить отсюда!
Уже спустя полчаса взгляд Шереметьева прожигал во мне дырку.
Злится? Или он так смотрит на всех своих студентов, будто хочет сломить их волю взглядом? Я пятилась и пятилась.
– Я скажу последний раз, – он протянул ладонь. – Дай мне свой телефон.
Спиной я уперлась в закрытую дверь в стене коридора.
Только тогда Шереметьев остановился и навис надо мной.
Смысла не было препираться. Мама свой выбор сделала. Остается нарываться здесь на исключение, или дожить как‑то до каникул и нажаловаться папе…
У меня оснований злиться было куда больше!
Я вытянула из кармана смартфон последней модели, закусила губы, чтобы не так дрожали, и протянула главному извергу психушки телефон.
– Подавись.
Я почти уверена, что его глаза сверкнули, а зубы клацнули, выдал он вполне нейтральное:
– Вот видишь, не так уж больно и страшно, правда?
– Да пошел ты…
Я была слишком крошечной рядом с ним, физически несоизмеримой с его силой и размерами. Но не только его телосложение заставило меня огрызаться. В его глазах затаилась угроза, от которой хотелось бежать.
Больной извращенец, который запугивает студентов.
Сколько девушек он исправил? Или наоборот – испортил?
Чем он в этой дыре занимается? Промывает мозги? Гипнотизирует? Заманивает в секту обещаниями и угрозами?
Мое сердце сдавило предчувствием беды, когда я увидела, как телефон исчезает в кармане Шереметьева. Вне моей досягаемости.
Он отошел на шаг, взял меня за плечо и буквально оторвал от двери.
Я по инерции пролетела вперед ровно на тот же самый шаг и ударилась о его грудь.
Коридор исчез. Я всматривалась в жестокую красоту его лица. Он был близко, так чертовски близко, что я чувствовала жар его дыхания, и его пьянящий запах. Соблазнительно темный и древесный, как обуглившееся дерево, экзотический мускус и что‑то еще. Что‑то дурманящее и мужественное, что пробивало на плотском уровне.
Я втягивала носом аромат, ноздри раздувались, смакуя этот запах искушения и запретного обещания…
Господи, может с этого он и начинает свое совращение студенток?!
Я дернулась и оттолкнулась от груди Шереметьева.
Черт, еще этого не хватало. Стать одной из влюбившихся в него дурочек.
Не дождется!
Но ректор просто положил руку на дверной косяк и открыл дверь в комнату, хотя все мышцы его тела были напряжены, когда он встретился со мной взглядом.
Я ожидала безразличия, но то, что я увидела в его лице, было хуже.
Его глаза торжествующе блеснули.
