Искушение для ректора

– Если у вас с этим проблемы, – вмешался я в разговор, – откажитесь прямо сейчас. Уезжайте и забирайте свою дочь.

– Мам, вообще, я совершеннолетняя, – встрепенулась Екатерина, вдруг обнаружив лазейку в моих словах. – Ты не вправе упекать меня в психушку. Ведь я еще и дееспособная? Я не останусь здесь!

– Останешься, – твердым и на удивление холодным тоном отрезала Светлана. – Если хочешь сохранить свою жизнь и не потерять наследство, ты останешься здесь и будешь выполнять все, что тебе велят.

Я надеялся на отповедь и приоткрытые шкафы со скелетами, но нет. Никаких подробностей я не получил. Жаль.

Мне все равно останутся они или уйдут. Но мне важно было подчеркнуть, что Снежина не станет здесь исключением! Я не делаю исключений никому. Екатерина будет занята здесь весь день, и это может стать серьезной помехой в занятиях с репетиторами.

Удивительно, что Екатерине было что сказать по этому поводу.

– Но, мам, папа…

– Папа со мной согласен. Так будет лучше для всех. И для тебя.

– Ты серьезно?! Ты видела решетки на окнах? Может они еще и смирительные рубашки надевают на студентов вместо формы? А наказания в уставе прописаны? Они тут применяются?

Я с удовольствием смотрел на Светлану, ожидая ее реакции. Она знала про наказания. И хотела также исключить их из воспитательного процесса дочери. Я отказался. Если дочь будет нарушать правила академии, она будет подвергаться наказаниям, как и все остальные.

– Просто слушайся и не нарушай правила. И все будет хорошо.

Екатерина вскочила:

– Ты с ума сошла? Вы оба с папой сошли с ума!

– Сядь, – оборвал я начинающуюся истерику. – А вам пора уезжать. Прощайте, – обронил я Светлане.

Та подхватила сумочку, телефон и встала лицом к лицу.

– Я была права насчет вас. Вы жесткий и бескомпромиссный. Но вы дали мне слово, что тут она будет в безопасности. Вам лучше его сдержать. Или ваша репутация пострадает.

И тут мне нечем было крыть. Она действительно права на все сто.

– Катя, слушайся господина Шереметьева. До каникул мы не приедем. Общение сократим до минимума. В твоих же интересах.

– Мам, какое общение? Как будто у нас когда‑то был максимум! – не сдержалась Екатерина.

Мать не ответила. Прощания как такого не было. Ни поцелуев, ни объятий, только полуулыбка и быстрые шаги к выходу.

Я обратил внимание на девушку. Осанку все еще держит, но демонстративно отвернулась в сторону от двери. Мне не нужно видеть ее глаза, чтобы знать, что они блестят от слез.

Растерянность – это нормально. Только я не могу стоять над ней весь месяц, который требуется для частичной адаптации. Мой метод – сразу в воду.

– Сдай телефон.

– Что?!

Я протянул к ней ладонь, жестом заставляя поторопиться. Она упрямо покачала головой.

– Жаль будет начинать твое знакомство с академией с наказания.

Примерно через три секунды она переваривала это заявление, прежде чем вылить на меня.

Три.

Ее дыхание участилось.

Два.

Она сжала кулаки.

Один.

– Отправьте меня домой! – Екатерина повернулась ко мне лицом. – Мне здесь не место. Мне плевать, что думают отец с матерью. Я не буду выполнять ваши глупые правила. А вы сильно пожалеете, что я здесь. Верните ее, пока есть время. Скажите, что передумали. Идите же, пока она не ушла! Скажите, что я не подхожу для вашей академии!

– Нет, – спокойно прервал я ее эмоциональные вспышки.

– Может, я неясно выразилась? – она скрипнула зубами. – Я собираюсь испортить вам каждый день моего пребывания в этой психушке! Я никогда не была послушной девочкой. Вам не удастся перевоспитать меня.

– Это нормально. Ты на стадии отрицания. Она пройдет быстро, наши наказания помогут пройти тебе все пять стадий экстерном.

– А черту ваши наказания! Ты не посмеешь, – ее подбородок дернулся назад. – Папа не позволит!

– Ни папа, ни мама не увидят и не услышат тебя до самых каникул. Сдай телефон.

– Нет, но этого не может быть… Это ненормально! Ты ненормальный… Все эти решетки… Это не академия, да? Я угадала – психушка?

Пришло время научить ее нескольким вещам.

Я сел на край стола рядом с ней.

– Здесь райское место, но увидеть и оценить его способен не каждый. Живописное чистое место, замечательный воздух. К нам часто прилетают несколько соколов, спускаются вниз с гор. В последнее время даже стали гнездиться на крыше академии. И это стало проблемой. Погодки начали влетать в стекла и ломать себе шеи. После третьего погибшего сокола я установил решетки на окна всех этажей. Но ради тебя, Катя, мы можем их снять. Чтобы ты чувствовала себя здесь комфортнее. Сколько смертей ты хочешь увидеть, прежде чем попросишь вернуть решетки на окна?

Из взгляда Снежиной сразу пропала злоба и сменилась растерянностью.

– Простите, я не хотела… Я не знала… П‑простите.

Я второй раз отметил, как близко она принимает к сердцу чужое горе. Неожиданно. Молодежь, сдаваемая сюда, не отличается повышенной сентиментальностью и сочувствием.

– Здесь ничего не делается без моего ведома. И ничего не происходит просто так. Для всего есть причина, – тут я решил использовать повод и напугать девчонку. – Для смирительной рубашки тоже.

Екатерина вздрогнула и подняла на меня взгляд, ожидая такой же душещипательной оправдательной истории для смирительных рубашек. Но я не собирался задерживаться здесь дольше положенного.

– Привыкай. Шесть других преподавателей живут на первом этаже академии. У нас есть психолог, с ним откровенные беседы обязательны. Когда ты познакомишься с ними и с другими студентами, тогда у тебя появится право судить. А пока воздержись от необоснованных предположений, – я направился к двери. – Следуй за мной.

Она повиновалась без попытки вставить свое ценное мнение.

Освежающее изменение. Хотя и длилось, разумеется, недолго.

Я успел отвести ее вниз по лестнице и через главное здание, когда на первом этаже столкнулся с группой студентов, бегущих в подготовленный обеденный зал.

Вчера начался новый учебный год, и они радовались встрече с друзьями после летних каникул, знакомились с первокурсниками.