История 101
Где‑то к середине фильма она залезла в обуви на кресло, положив ноги под себя, и прилегла мне на плечо. За весь фильм она не вымолвила ни слова. Интересно, о чем она думает, когда молчит? Казалось бы, кому, как не мне, об этом знать? Но я не знал! Я всегда притворялся, что меня не интересуют вещи, о которых она сама не рассказывала. Она же, в свою очередь, не горела желанием проявлять инициативу в этом. Интересовала ли меня ее подпольная жизнь на самом деле? Я не мог дать внятный ответ на этот вопрос. Касаемо наших с ней сложных отношений, я уже мало что знаю и понимаю. Однозначным в этой истории был ответ лишь на один вопрос – что я к ней чувствовал? Безусловно, я любил ее, но были вещи, которые я уже никогда не смог бы ей простить, так же как вещи, которые не простит она…
Фильм закончился, и в зале включили свет, тем самым ознаменовав окончание безумных фантазий режиссера и возращение в обыденную реальность. Ками медленно встала и начала потягиваться, разминая мышцы и обнажая при этом свою талию. Бьюсь об заклад, в этот момент половина зала смотрела на ее практически идеальную фигуру. Эта мысль невероятно грела мое мужское самолюбие.
Оставляя зал немного полюбоваться моей сногсшибательной девушкой, я начал собирать мусор и попкорн, который мы разбросали по полу.
– Прекрати, для этого тут есть обслуга! – раздраженно произнесла она, оттягивая меня за руку так, будто я совершаю преступление.
– Какая же ты тупая!
– На себя посмотри, взрослый мужчина, собираешь бумажки под сиденьями. Вон уборщица идет!
– За собой нужно прибираться, где бы ты ни находился. Это базовые нормы поведения, отличающие нас от животных. Чему тебя учили в детстве? Ладно родители, но в школе же должны были чему‑то научить! Ааа… я и забыл, тебя же выгнали из школы! – произнес я, пытаясь придать своему сарказму как можно более циничный окрас.
– Ну уж точно не учили пресмыкаться, а вот из тебя это уже не выбьешь!
– Как же меня достали твои тупые понятия!
– Господи! Да у кого они тупые? Посмотри, там уборщица идет! Представляешь, ее наняли на работу специально для этого!
– Твоя проблема в том, что ты постоянно путаешь некий напускной аристократизм, который пытаешься пародировать, с высокомерным, идиотским быдлячеством!
– Это ты тупое быдло, раз не понимаешь элементарных правил устройства общества!
Ее попытки заставить меня оставить мусор на сиденье не увенчались успехом. Так мы и вышли из зала, споря о том, кто должен убирать мусор в кинотеатрах: зрители или уборщица. Хорошо то, что у нее была действительно похвальная привычка: когда спор затягивался и наскучивал ей, она умела моментально менять тему как ни в чем не бывало.
– Давай сфоткаемся! – предложила она и пристроилась рядом с фигурой одной из героинь у афиши. – Кто круче? Я или она?
– Определенно, вам обеим место в психушке!
– Знаешь, в чем разница между нами?
– В размере груди?
– Ее парень – герой…
– Точнее, он антигерой. То, что ты не чувствуешь разницу, многое о тебе говорит.
– Как бы ни было, у нее есть крутой чувак, а у меня только уборщик!
– Да пошла ты!
Мы сделали десяток фото у афиши, купили пару фигурок из фильма и вышли на улицу. Была уже глухая ночь. На небе горели маленькие «городские» звезды, едва выглядывающие из грязно‑серых облаков. Я хотел предложить ей пройтись, но усталость уже давала о себе знать. Ехать еще два часа. Мы с Ками жили в сотне километров от города, в небольшом курортном районе, расположенном посреди гор. Райончик этот отличался удивительной красотой природы. Однако, несмотря на безумную популярность у туристов, альпинистов и любителей горных лыж, инфраструктура у нас оставляла желать лучшего. Для того чтобы посмотреть фильм, пройтись по магазинам и посидеть в приличном ресторане, приходилось спускаться в город.
– Хорошо, что мне не нужно идти на работу завтра! – с облегчением вспомнил я.
– Тебе повезло, малыш! А вот мне нужно!
– Ну да! Смотри не опоздай, а то босс накажет! – ехидно подметил я и опять заслужил ее излюбленный жест в виде среднего пальца. Третий раз за день, я делал успехи.
– Он и тебя сможет наказать, если захочет! – произнесла она с видом обиженного ребенка.
– Скорее я вас обоих накажу! – поспешил я возражать.
– Ага! Ну конечно! Ты свою «немощь» наказать не можешь, что уж говорить о настоящих мужчинах!
– Рот закрой, сама ты немощь!
– А я думала, скажешь: «Рот закрой, он не настоящий мужчина!»
– С чего мне такое говорить?
– Вот‑вот!
– У меня просто принцип – о людях в преклонном возрасте либо хорошо, либо ничего! Я человек воспитанный, знаете ли!
Она громко и неестественно рассмеялась, как, впрочем, и всегда, когда затрагивались больные темы. Хоть наша словесная потасовка, естественно, была шуточной, есть темы, слишком чувствительные даже по отношению к шуткам.
– Какого бы преклонного он ни был возраста, он еще многих сосунков вроде тебя может приклонить!
– Приклонить? Я, конечно, понимаю, что ты привыкла стоять перед ним на коленях, но по себе не суди!
Теперь настала моя очередь громко и театрально смеяться.
– Ладно, ладно, мой мальчик, я шучу. Никто не сравнится с тобой. Успокойся, мой хороший!
– Я спокоен. Спокойнее даже вашей с ним сексуальной жизни.
– Эх, мальчик мой, что ты знаешь о нашей с ним сексуальной жизни? – протяжно произнесла она и кинула в мою сторону ключи, которые я еле поймал. – Ты поведешь!
– Сама веди!
– Я устала!
Мы ехали обратно, болтая о всяком. Одной рукой я поглаживал ее ноги, которые, по своему обыкновению, лежали на мне, когда она сидела на пассажирском сиденье. Она говорила о работе, точнее, о своем персонале. Бедные, несчастные люди, которым трудно позавидовать. Ками работала администратором в гостинице ее бывшего мужа. Муж, застукав ее на измене, развелся с ней, а работы так и не лишил. Он сохранил с ней дружеские отношения, периодически плавно переходящие в интимные. Ну а что? Люди его возраста и статуса могут позволить себе маленькие слабости. Похвально, что он не стал заморачиваться тем, что же скажут люди. Не было ему дела до людей. Слишком, наверное, был занят.
