Килл крик

Войдя в вестибюль, Сэм огляделся и почти сразу же заметил Себастьяна Коула. Тот примостился у барной стойки, небрежно сжимая в руке стакан – судя по виду, с односолодовым виски. Коул смотрел в окно позади стойки: снаружи темнота уже начинала завладевать городом. Бескрайнее синее небо усеяли звезды, еще недавно белые облака зарделись, словно кто‑то надавал им пощечин. В Плазе одна за другой загорались витрины магазинов, зазывая к себе продрогших покупателей. По улице неспешно ехала запряженная лошадьми карета, машины терпеливо тащились сзади.

Неподвижный взгляд Себастьяна был устремлен в пространство.

– Надеюсь, я вам не помешаю.

Голос Сэма застал Коула врасплох. Он резко обернулся.

– Простите, – продолжил Сэм. – Если вы хотите побыть один…

– Вы нисколько мне не помешаете. – Себастьян радушно улыбнулся. – Прошу. Выпейте со мной.

Сэм устроился на соседнем табурете и заказал себе пива. Бармен наполнил бокал до краев.

– Надо же, – сказал Сэм, отхлебнув долгожданный глоток, – куда нас занесло.

– Кто бы мог подумать.

Сэм взял из лежащей неподалеку стопки салфетку для коктейля и принялся скручивать ее в трубочку. «Давай решайся, – велел он себе. – Непринужденно сказать не получится, так что говори как можешь».

– Мистер Коул, я…

– Пожалуйста. Себастьян.

Сэм кивнул:

– Себастьян. Я не сомневаюсь, что вы это слышите каждый день, но ваши книги сыграли огромную роль в моей жизни. Можно сказать, именно ваши книги побудили меня стать писателем. – Он нервно помял в руках салфетку.

– Не хочу показаться надменным стариком, Сэм… могу я называть вас Сэм?

– Конечно.

– Отлично. Да, фанаты и впрямь часто рассказывают мне, как они обожают мои книги, особенно «Едва заметную тень».

– Это классика, – выпалил Сэм и немедленно устыдился. Он вспомнил, как поморщился Себастьян, когда чуть раньше его назвал классиком Дэниел.

– Классика, – с меланхоличной улыбкой согласился Себастьян, – как и я сам. – Он сделал большой глоток виски. – Но похвала из уст такого писателя, как вы, Сэм, талантливого писателя, честного писателя, не пустой звук. Я верю, что вы умеете отличить хорошую историю от плохой. И если мои истории хороши, что ж, значит, я со своей задачей справился.

Сэм кивнул. Он поднес бокал к губам, но так и не отпил. Он должен был сказать еще кое‑что.

– Я прочел «Едва заметную тень» в двенадцать. За два года до того умерла моя мать. Я не… Ну, скажем так, жизнь у меня была не сахар. Ваша книга, ваше творчество не просто вдохновили меня. Они… они меня спасли.

Себастьян медленно кивнул, но не произнес ни слова. Некоторое время двое мужчин пили молча.

– Я тоже читал ваши книги, Сэм, – наконец сказал Себастьян.

Грудь Сэма стиснуло невольное волнение.

– Они мне очень понравились, – продолжал Себастьян. – Вы очень искренни в своих романах, особенно в самом первом. Он – подлинный. Возможно, вам покажется, что это не самый эффектный комплимент на свете, но голос вроде вашего – живой голос – редкость в наши дни.

Настала очередь Сэма отвечать молчанием на похвалу. Одобрение Себастьяна значило для него неизмеримо много, однако три слова вспороли его самооценку словно ножом – «особенно в самом первом».

Сэм сделал длинный глоток, надеясь, что пиво, смешавшись с медленно рассасывающейся в желудке таблеткой, притупит его чувства.

– Что же касается остальных наших собратьев по перу… – Себастьян быстро окинул вестибюль взглядом и, убедившись, что никого из тех, о ком он говорит, в зоне видимости не наблюдается, продолжил: – Мистер Манниак пишет для подростков – для аудитории, которую я никогда не понимал и уже не пойму. А мисс Мор при всей своей бешеной популярности потакает… скажем так, специфической прослойке, полагающей, будто сексуальное раскрепощение заключается в том, чтобы дать демону трахнуть тебя в задницу.

Сэм чуть не поперхнулся пивом, но все же сумел проглотить его, прежде чем расхохотаться.

– Уж простите мне мою прямоту, – сухо закончил Себастьян.

За окном наконец стемнело, последние отблески заката скрылись за горизонтом. Бар словно бы обрадовался сумеркам, музыка сменилась с джаза на электронную, лампы, еле заметные днем, теперь расчертили красные стены узкими полосами яркого света. В вестибюле словно стало теснее, посетители начали перебираться ближе к барной стойке. Когда сюда успело набиться столько народу? Голоса гудели все громче и громче, наслаивались друг на друга, беспорядочная пьяная болтовня лилась отовсюду.

Сэм видел, как в темноте за окном кто‑то движется. Он догадывался, что это люди, однако суетились они, совсем как насекомые, и, казалось, старались держаться в тени, подальше от глаз наблюдателя.

– Здесь ведь есть какая‑то история?

Себастьян смотрел на руку Сэма. Понятно было, что старик спрашивает не о татуировках.

– Да.

– Вы кому‑нибудь ее рассказывали?

Сэм покрутил в руке бокал с остатками пива:

– Кое‑что рассказывал. Жене. Бывшей жене.

– Почему только кое‑что?

– Иногда… – Сэм помедлил. Облако едкого серого дыма снова заклубилось у него в горле. – Иногда истории слишком сильны. Они меняют тебя в глазах других.

Старик кивнул:

– Это точно.

За столиком неподалеку компания предпринимателей в плохо сидящих готовых костюмах разразилась неожиданно громким хохотом.

Себастьян выпрямился на своем табурете, атмосфера беседы потеряла толику своей интимности.

– В любом случае будет крайне прискорбно, если вы так и останетесь автором четырех романов.

– Нет, я сейчас работаю над новой книгой. Дело движется.

«Врешь, – тут же выругал он себя. – Ты соврал своему кумиру».

Себастьян, похоже, уловил неискренность собеседника, его улыбка слегка поблекла.

– Сэм, агенты рассказывают друг другу всякое. В этом бизнесе ничто не остается тайным долго. Иногда писателю просто нужно сделать перерыв, чтобы перестроиться.

Сэм коротко рассмеялся, надеясь правдоподобно изобразить удивление:

– Не знаю, что вам говорили, но, клянусь, это просто слухи.

– Слухи – занятная штука, – мягко сказал Себастьян. – Неважно, правдивы они или нет, люди им верят.