Колокол, мельница, хлопковый мед
Я быстро разобрала вещи, привела себя в порядок, переоделась в огромный белый свитер и джинсы (мне показалось, что лучше показать себя местным жителям без моего обычного богемного стиля) и спустилась в паб. Есть хотелось невероятно, и мечта о чашке хрестоматийного деревенского супа поглощала все мое сознание.
Мое второе появление в зале уже не произвело былого впечатления: посетители обернулись на меня и продолжили свои разговоры дальше, лишь хихикая чуть громче, чем следовало, над моим белоснежным нарядом. Обсудить меня первый раз уже успели, видимо, пока я была наверху.
Свободных мест за столиками не оказалось, поэтому я забралась на барный стул и спросила меню. Его в природе не существовало. Бармен, он же хозяин «Кабана и хряка», Джордж, сказал, что может налить мне пива. Из еды в наличии были соленые орешки. Зато их мне предложили бесплатно и в неограниченном количестве. Сошлись на большой чашке чаю и приличном завтраке завтра. Рита без особого энтузиазма ушла в глубины под лестницей, чтобы заварить «Эрл Грей» мне и Джорджу.
Когда чашки, больше похожие на средних размеров кастрюли, все же появились, а хозяин налил всем желающим пива и отправил с кружками Риту за столики, мы разговорились.
Девушка‑молчунья была племянницей Джорджа. Говорить она все же умела, но, видимо, не то, что надо, потому что летом завалила экзамены в колледже и с треском из него вылетела. Стыд не позволял ей вернуться домой к родителям в деревню в паре часов езды отсюда, поэтому она умолила Джорджа позволить пожить у него и поработать в баре. Так они и жили вдвоем, изредка, а если по правде, то и почти никогда не пуская в третью комнату постояльцев. И когда Джей Си обратился к ним с целью выяснить, примут ли меня на пару недель, Джордж, конечно, первым делом выяснил, кто я такая. «Кабан и хряк» был одним из немногих мест в Холмсли Вейл с вяленьким интернетом, поэтому к моменту моего приезда и Джордж, и Рита начитались обо мне и о моем литературном творчестве.
В Холмсли Вейл действительно не было отеля, потому что ни у кого не возникало желания посещать его с ночевкой, не имея в округе родственников или друзей. Я зацепилась за эту мысль, как за удобный повод подойти к цели моего визита.
– Это из‑за призрака Джинни Харди никто не ездит в Холмсли Вейл?
Джордж на секунду застыл, но тут же пришел в себя и с улыбкой ответил:
– Что? Призрак Джинни Харди? Ну и фантазеры вы, писатели. Да с чего бы к нам ездить? Здесь ничего интересного нет, нарочно не поедешь. Из соседних деревень люди иногда приезжают в театр или в клуб, но ночевать здесь редко остаются.
Он помолчал несколько секунд.
– А вы неплохо знаете наши места, мисс, – с хитрым прищуром добавил Джордж. – Неужели и в большие города слава Холмсли Вейл дошла?
Нет, не он писал мне то письмо, убедилась я. Ну или «Оскар» за актерские заслуги раздают не тем людям.
– Да не то чтобы, как раз наоборот: все, что я знаю о Джинни Харди, это то, что она из Холмсли Вейл и с ней связана какая‑то мистическая история, случившаяся миллион лет назад…
– Или, например, двадцать лет назад, – довольно поправил меня Джордж.
– Двадцать? – я не верила своим ушам. – То есть это случилось в двадцать первом веке?
– А что случилось‑то, мисс? – продолжал выведывать все мои вводные Джордж.
Я включила свою самую обезоруживающую улыбку, которая предательски вышла извиняющейся:
– Вы меня поймали! – развела я руками, сдаваясь. – А расскажете, что случилось, Джордж?
Он разложил свои огромные ручищи на стойке и доверительно нагнулся ко мне:
– Я бы хотел рассказать какую‑нибудь удивительную историю, которая благодаря вам прославила бы Холмсли Вейл. Но все дело в том, что никакой истории нет…
Я внутренне похолодела: «Издатель будет просто в ярости…».
– Никаких призраков и родового проклятия Харди…
«Агент покончит с собой, он взял какой‑то дикий кредит…»
– Никаких сенсационных рассказов.
«Джей Си примется меня жалеть. Дядя Том вернется из путешествия, чтобы меня утешать. Я закопаюсь от стыда головой в песок на своем маленьком кусочке пляжа».
– Но ведь Джинни Харди есть? – остатками голоса спросила я.
– Джинни Харди была, – с ударением на последнем слове услышала я резкий громкий голос. – А призрак Джинни Харди есть.
Голос принадлежал Рите, стоящей рядом со мной с пустыми пивными кружками и сверлящей меня ненавидящим взглядом.
– Помой посуду, Рита, кружки закончились, – сказал Джордж.
Ушла она с явной неохотой.
Джордж выждал паузу и продолжил:
– Конечно, она была. Как и вся ее семья. Харди принадлежит практически вся земля в Холмсли Вейл, почти все здесь живут в аренду уже много поколений. Но Харди никогда никого не выгоняли, даже за неуплату. Но и особой любви к ним не испытывают: кто же богачей любит. Живут в своем замке, смотрят на всех сверху вниз, – он опустил глаза. – Но с Джинни Харди было все иначе. Она была очень красивой и милой девочкой. Талантливой. Парни влюблялись в нее, но не смели ухаживать: она же Харди. Но она ходила в ту же школу, что и все мы. Писала стихи и песни. Играла в нашем местном театре. Словом, всем нравилась Джинни. Ну и однажды что‑то случилось. И никто не знает что. Вроде бы все было, как всегда, но под Рождество Джинни повесилась в ночнушке с огромным кровавым пятном на животе прямо на лестнице в своем родном доме.
– Ее убили? – сдавленно спросила я.
– Так казалось, – ответил Джордж, – но нет. Она повесилась сама. И раны перед повешением нанесла себе сама. Написала жуткие стихи и повесила себе на грудь. И сиганула с лестницы с петлей на шее.
Воображение рисовало мне страшную картину. Джордж помолчал, задумавшись, отпил из чашки.
– Конечно, это вызвало шумиху, полдня искали того, кто это сделал, прежде чем профессионалы городские уверенно заявили, что она сама это сделала. В доме в тот день никого не было: родители ездили с братом Джинни в город к врачу. Произошедшее потрясло Холмсли Вейл, но больше всего, конечно, самих Харди. Мать помутилась разумом, несла что‑то бессвязно постоянно. Отец замкнулся в себе, он в Джинни души не чаял. Да как и все… Словом, все было не ясно и жутко. А потом и сам папаша Харди застрелился, не вынеся горя. Мать совсем свихнулась. Сейчас она вроде в каком‑то элитном дурдоме, который оплачивает каждый фермер округи. Остался только Генри. Он так и живет в замке Харди, представляете? В доме, где самоубились отец и сестра. Не женился за эти годы, ничего. Отшельничает там в своем загнивающем и рушащемся лепрозории.
Он снова задумался, вспоминая всю историю.
– Это сильно сказалось на Холмсли Вейл? – участливо спросила я.
